После того как текст был извлечен Ли Цюанем на свет божий, он обрел колоссальную популярность. Даосов привлекало в этом совсем маленьком (около 400 иероглифов) трактате все: и его предполагаемая древность, и имя Хуан-ди, и его загадочный, таинственный язык, полный умолчаний и недомолвок, экстравагантных образов и странных речений. В результате вскоре появляется множество комментариев к тексту, а при династии Сун (660–1279) он вообще становится рекордсменом по части комментаторства. Даосы заявляют, что он, быть может, не менее важен, чем сам «Дао-Дэ цзин», – ведь Хуан-ди древнее воплощения Лао-цзюня в виде чуского Ли Эра! Во всяком случае, как «внутренние алхимики» вроде Чжан Бо-дуаня, так и представители «Учения Совершенной Истины» без конца цитировали и разъясняли «Канон».

Впрочем, его популярность не ограничивалась кругом даосов. Сам знаменитый неконфуцианский корифей Чжу Си (1130–1200), бывший врагом как даосизма, так и буддизма, объявил «Инь фу цзин» творением человека совершенной мудрости и преклонялся перед его учением! Так о чем же говорится в «Каноне единения сокрытого»?

«Инь фу цзин» разделен на три части, но их содержание примерно одинаково. Главное в учении памятника – учение о единстве мира, в котором все взаимосвязано и в котором каждая вещь существует за счет всего целого, как бы «обкрадывая» его. Поэтому все основные элементы сущего называются в «Каноне единения сокрытого» ворами (цзэй) или разбойниками (дао): Небо, Земля и Человек – грабители всего сущего, пять первоэлементов – пять воров и т. д. Универсум процветает, когда все «пять воров» находятся в гармонии, а «три грабителя» соответствуют функционированию Дао-Пути как «небесной пружины», или «небесного механизма» (цзи). Дисфункция любого из «грабителей» губительна:

Мудрец, постигая взаимозависимость всего сущего и используя ее в своих целях, обретает совершенство и бессмертие, что позволяет рассматривать «Инь фу цзин» как трактат по методологии алхимии и других видов даосской религиозной практики. Некоторые фрагменты памятника используют военную лексику, что делает его внешне похожим на сочинения по стратегии, однако эта терминология применена для обоснования и описания даосской практики.

Как уже говорилось выше, текст «Инь фу цзина» многократно комментировался, и в даосском каноне содержится уже более двадцати комментариев, большинство из которых написано в XI–XIII вв. Некоторые из них приписываются божествам, бессмертным и мудрецам древности, другие принадлежат хорошо известным даосам своего времени. Один из комментариев подписан именем Ли Цюаня – возможного автора «Канона о единении сокрытого».

«Инь фу цзину» посвящено немало исследований, он неоднократно переводился на европейские, в том числе и русский, языки. И тем не менее его тайна еще не раскрыта полностью. Остается открытым вопрос о датировке памятника; многие его места темны и допускают самые разные интерпретации. Поэтому исследование этого маленького, но весьма важного текста – вполне актуальная задача современной синологической науки, религиоведения и истории философии.

Легенда гласит, что в середине VIII в., в правление знаменитого блистательного императора Сюань-цзуна (712–755), некоему даосу Тянь Тун-сю приснился сон, что в стене старого дома, принадлежавшего, по преданию, самому Лао-цзы, скрыт важный священный текст. Об этом донесли императору, и он повелел вскрыть стену, где и обнаружился текст книги «Гуань Инь-цзы» («Мудрец Инь с Заставы»), принадлежащий кисти первого ученика Лао-цзы – Инь Си, по просьбе которого Лао-цзы, как говорится, и написал «Дао-Дэ цзин». Однако эта легенда возникла много позднее появления самого текста, о котором, видимо, стало известно не ранее IX, а может быть, и X в. Во всяком случае, первым человеком, который процитировал «Гуань Инь-цзы», был сунский поэт Хуан Тин-цзянь (XI в.).