Оборванец с шестью крыльями чихнул снова, крылья ударились о потолок и чуть не сбили с ног саму Юкку. Впрочем, в последний момент одно из них притянуло Бессмертные ближе к бродяге.

Точнее, к Рэмолу. Падшему серафиму, чьи белоснежные крылья покрылись пятнами от позора. Легендарному Воробью, основавшему гильдию вместе с Юккой. Предателю, пошедшему против своего бога и начавшему Войну Богов двадцать лет назад.

Адольф вцепился когтями в доски на стене: он не верил своему единственному глазу.

– Сядь на место и успокойся, – велела Юкка.

Змей отцепил руки от стены: пара коготков вошли слишком глубоко в древесину. Он вернулся на свой стул и принялся считать дыхание. Через несколько минут медитации он почувствовал, как сердцебиение выровнялось. Мысли, однако, по-прежнему метались в хаосе. Истощенный змей был близок к обмороку.

– А кто ты такой? – спросил Рэмол у Адольфа, пока глава гильдии поднимала и вешала на место слетевшие на пол картины. Она бы не стала этого делать, если бы у нее не было потребности успокоиться: предстоящий разговор заставлял ее руки дрожать.

– Я никто, – тихо проговорил змей.

– Он мой сын, – сказала Юкка, громко и твердо.

Оба в немом изумлении повернулись к ней.

– Что ты сказала? – спросил серафим, поднимаясь со своего места. Вновь раскрывшиеся крылья Рэмола сбили только что повешенные картины. – Кто он!?

– Я усыновила его, – ответила Юкка, бросая все силы на то, чтобы выстоять под взглядом небесного. – Я люблю его, как родного.

Рэмол вновь посмотрел на Адольфа.

– И поэтому он в таком виде!? – угрожающе спросил он. – Потому что ты его любишь!?

– Я пришла к тебе, чтобы ты помог ему, – проговорила Бессмертная, цепенея от страха под взглядом Рэмола.

– И у тебя хватило совести привести его ко мне с такими словами!? Что ты наделала, Юкка!? Признавайся немедленно!

– Он пострадал, пытаясь вернуть то, что принадлежит тебе. Он едва не умер.

– Что ты хочешь этим сказать? – серафим опустил крылья, перья пригладились. Адольф слышал, что в момент ярости у хищных птиц перья словно прилипают к телу. – Что значит, «то, что принадлежит мне»?

– Один из гильдийцев украл осколок и сбежал. Адольф пытался его вернуть, но не смог.

Серафим молчал. Змей кожей ощущал, как воздух вокруг крылатого начинает звенеть от сил, недоступных ни одному смертному.

Юкка медленно опустилась на колени и склонила голову.

– Я верну его. Верну, как только найду вора, – тихо проговорила она.

Серафим опустился на ближайший стул, но крылья не позволили ему сесть из-за спинки. Чуть не упав, он пересел на табуретку.

– Как ты могла это допустить? – спросил он пустым голосом. – Отрезала от меня кусок и скормила своей гильди… Я отдал тебе свою душу, а ты продала ее. Сколько тебе заплатили за то дело? Надеюсь, достаточно?

– Я так виновата, – Юкка склонила голову, едва не плача. Адольф не мог поверить в то, что видел.

– Это был твой последний проступок, – проговорил серафим. – Ты оставишь эту жизнь и никогда, слышишь? Никогда к ней не вернешься.

Сжав зубы до боли в челюсти, Бессмертная кивнула. Для нее этот жест был равносилен смерти.

Когда она сделала это, Рэмол удовлетворенно кивнул, и перья на его крыльях распушиись.

На несколько минут в комнате повисло молчание. Вошел слуга и принес первые блюда. Не обратив никакого внимания на Бессмертную, стоящую на коленях, и на крылья одного из гостей, он пожелал всем приятного аппетита и вышел. «Лошадиная Косынка» славилась самыми учтивыми слугами. К тому же, Рэмол был здесь частым гостем: у него даже имелась своя кружка, оставшаяся еще с тех пор, как он пару сотен лет назад, разбитый о землю изгнанник с оторванными крыльями, мыл здесь полы за миску похлебки. Его молитвами «Лошадиная Косынка» стояла как новенькая вот уже триста лет.