– Он всех встречает…

В лагере собрались люди пожилые, молодые, совсем юные, как Георг с Катей, и дети, которых родители с малых лет посвящали в братство альпинистов. Обстановка, какая возможна только среди увлечённых общим делом: простая, дружественная, приветливая, весёлая. С первых минут Кате здесь стало просто и хорошо. Они ещё не успели устроиться – рюкзак унёс в мужской домик Георг, а Катя лишь успела найти комнату, где ей отвели койку – как гонг позвал на обед. Гурьбой повалили в столовый корпус; Георга окликали, здороваясь, хлопали по плечу и присматривались к держащей его за руку Кате.

Сразу после обеда, вместе с другими, на лыжах отправились к горному озеру. Катя никогда раньше не каталась на лодке по льду. Было странно, как это по тверди поедет лодка, но упругий ветер надул парус и, управляемая умелой рукой Георга лодка, быстро заскользила по блестящему льду. Лодки разбегались, сталкивались, обгоняли друг друга. В день встречи Нового года устроили соревнования. Во время соревнований шум стоял невообразимый. Как и все, Катя болела неистово: кричала, прыгала, хлопала в ладоши. А Георг был азартен, смел, неудержим, а главной ему наградой за победы был сияющий счастливый взгляд, когда он при всех передавал Кате завоёванный приз. Никогда ещё Кате не было так весело. Никогда еще она не была так счастлива.

– Хорошую невесту выбрал, – одобрил тренер.

Его слова много значили для Георга.

На выровненной площадке стояла огромная ёлка, украшенная лишь предметами альпинистского снаряжения: верёвками, топориками, носками, варежками, шапочками, шарфами, защитными очками и частоколом ледорубов вокруг неё. А чуть поодаль поставили столы и скамейки. Столы накрывали все сообща: открывали, резали, жарили, откупоривали, сервировали. Шутки и смех не умолкали. Каждая минута была полна впечатлений.

В момент наступления Нового года всё небо над снежным пространством расцветилось тысячами разноцветных огней, это на соседних горнолыжных комплексах Высших устроили фейерверки. А после того как напелись, натанцевались, они ночью под ярко сияющими в прозрачной выси звёздами, оглашая окрестности гиканьем, криками, смехом, в душе с холодком от страха, неслись на санях в пологое ущелье, а потом на подъёмнике вернулись в лагерь.

Попрощались со всеми и к вечеру следующего дня вернулись в школу. Собрались у Доктора, пригласили и старшую мамочку. Радостная и раскрасневшаяся Катя суетилась, накрывая на стол, а Доктор, старшая мамочка и Георг, тем временем, азартно играли в карты. Потом долго сидели за столом и Катя, то и дело, обращаясь к Георгу, чтобы тот подтвердил или дополнил, подробно рассказывала, как они провели время в горах, и показывала завоёванные им призы. В тот вечер им было так хорошо, они так любили друг друга…. Когда, спустя несколько лет, она спросила старшую мамочку, какой в её жизни был самый счастливый день, та назвала этот день.

Катя окончательно перешла жить к Доктору. Вечерами они с Георгом уходили в их любимую аллею, уже покрытую снегом поверх льда, или забирались в занесённую снегом беседку и целовались, забывая обо всём. Время летело незаметно и, обнаружив, что уже поздно, она бегом мчалась домой. Доктор долго гулять запрещал.

Впереди их ждало большое счастье, интересная жизнь. Они мечтали о том, как будут всегда, всю жизнь, неразлучны: сначала Георг поступит в институт, а через год, окончив школу, в тот же город приедет Катя и, если повезёт, поступит в консерваторию, не повезёт – в какой-нибудь гуманитарный институт.

Георг любил Катю сдержанно, трепетно, всем сердцем, стремясь оберегать, защищать её, ради неё ему хотелось совершить что-то героическое. А Катина любовь распространялась на всё вокруг, её хватало и на дорогую старшую мамочку со всеми её маленькими шалунами и проказниками, виснущими на ней, когда она приходила в корпус «Малышка», и на подруг, и на всю школу и, конечно же, на Доктора. О чем бы теперь они ни говорили с Доктором, она разговор сводила к Георгу, к их планам на будущее. И Доктор часто с грустью думал, что недалеко время, когда она уедет, и далеко уедет…. Он видел, что их чувство серьёзно и радовался за них. Иногда думал: «Когда-нибудь и внука увижу…»