Согласно концепции Папаяну, феномен подобной внутрисоюзной конкуренции не представляется столь уж удивительным, если взглянуть на весьма различные экономические связи Франции и России с Турцией. В предвоенный период – с 1909 по 1914 год – франко-турецкий товарооборот в среднем вдвое превышал русско-турецкий, хотя эта разница имела тенденцию к уменьшению.

Табл. 1. Объем турецкого товарооборота с Францией и Россией (в тур. курушах):

Источник: [McCarthy 1982: 239, 244].

Этим, впрочем, отнюдь не исчерпывается значимость финансовых отношений для понимания роли Турции в экономике союзников. Так, французские финансовые структуры являлись крупнейшими держателями турецких долговых облигаций, контролируя к тому же Оттоманский банк (через который шли все финансовые операции империи); российские инвестиции в Турцию были минимальны, и Санкт-Петербург никоим образом не влиял на турецкий госдолг [Feis 1965: 320–321]. Вовлеченность французских инвесторов в турецкую экономику отзывалась заинтересованностью Парижа в поддержании дееспособности, а вместе с тем, очевидно, и самого существования Османской империи. Россия же, коль скоро турецкая экономическая стабильность заботила ее куда меньше, была вполне готова рискнуть своими немногочисленными инвестициями. Данный конфликт интересов вылился в серьезные франко-русские дипломатические трения на протяжении интересующего нас времени.

Стоит отдельно остановиться на источниковедческой стороне данного исследования. Работы по истории европейской дипломатии порой устроены таким образом, что рассматривают внешнюю политику какого-либо государства, основываясь исключительно на его же архивных материалах[20]. Более того, работы о франко-русских или англо-русских отношениях зачастую подробно останавливаются на их западной стороне, но весьма слабо и походя касаются русской – то ли из-за нехватки времени на проработку дополнительных архивных материалов, то ли ввиду отсутствия к ним доступа (в российских архивах), то ли по причине недостаточного владения русским языком[21]. Я же, напротив, подробно изучил архивные материалы в фондах всех трех государств Антанты, вследствие чего стало возможно более адекватно проанализировать действия российской стороны. Подобные компаративные изыскания чрезвычайно важны для более полного понимания намерений и действий всех участников рассматриваемых событий. Приводимые здесь обширные выдержки из российских документов – как архивных, так и уже публиковавшихся – позволяют описать чаяния и планы царского правительства куда полнее, чем в работах прежних лет. В то же время западные источники оказались критически важны для подтверждения сообщений о встречах с самим Сазоновым или же с уполномоченными им лицами – учетные же записи российского МИДа о таких встречах не содержат их дословного изложения и часто сильно сокращены. Аналогичным образом в телеграммах или письмах, сообщающих о таких встречах, порой опускаются значимые детали или превратно истолковывается атмосфера за переговорным столом. Пожалуй, ценнейшим источником сведений по действиям российских дипломатов являются записки сэра Джорджа Бьюкенена, британского посла в Санкт-Петербурге. Он прибыл в столицу Российской империи вскоре после назначения Сазонова, и, по воспоминаниям обоих, они «вскоре сделались друзьями»[22]. Впрочем, эта дружеская симпатия не мешала Бьюкенену выполнять возложенные на него обязанности, и его донесения в Лондон всегда были откровенны и содержательны.

Помимо всестороннего изучения документов различных европейских стран, в процессе подготовки настоящей работы были изучены материалы архивных фондов их министерств иностранных дел, вооруженных сил, кабинетов министров и прочих гражданских министерств и законодательных органов. К материалам СМИ я обращался реже, чем читатель мог бы ожидать, поскольку архивные источники свидетельствуют о том, что те обладали куда более скромным влиянием, нежели порой утверждается.