– Чаек настоялся – подваливай, народ, – жестом пригласил Володя. – Станислав Георгиевич, просим! У нас тут и кружечка свободная для вас есть. Некоторым чай не полезен – у них все равно жидкостный баланс по-иному регулируется. – И сделал ручкой Вадиму:
– Покойся с миром, добрый человек!.. Мы помянем тебя за нашей трапезой.
Врач с улыбкой покачал головой и, сменив выражение лица на нарочито озабоченное, зачем-то отошел к стойке капельницы. Оценив уровень ядовито-желтой жидкости в сосуде, и обозначив регулировку и без того идеальной частоты капель в системе, он как-то неуверенно извиняющимся тоном произнес:
– Вы как-нибудь поаккуратней с вашими чаями-кипятильниками, а? Нас всех тут так нагреют, когда «большие отцы» ваш вертеп в палате накроют. По графику, у них сегодня, правда, обход у буйных. Но вдруг да завернут, соскучившись… За приглашение, конечно, спасибо…
И уже от дверей:
– Перед обедом, Мурат Георгиевич, ко мне зайдите на пол часика. Я у себя буду…
И, в плане порядка, Смирнов, я на вас полагаюсь…
– А для Морозки ни пожеланий, ни слова доброго, – скроил печальную физиономию Валера. – Как пса шелудивого немытого избегают. В ду-у-у-уш хочу-у-у-у!.. – взвыл он в сторону луноликого плафона.
– Ну, накрыло… Завязывай уже, вервольф хренов, не то пить уже будешь чуть тепленькие ссаки. Перед кем выделываться?!.. Подсаживайся, Мурат Георгиевич.
– Благодарю. Вот, возьмите к чаю.
– Конфетки? Отлично. О, и вафли!.. – Володя засуетился с кружками, освобождая место на тумбочке.
Нет, засуетился – неправильное слово. Так могло показаться лишь в первый момент. Но была это далеко не суета, а некое весьма ловкое манипулирование с обжигающими сосудами, которые подносились каждому, как уважительный кубок редкого напитка – ценителю…
– Ну, мужики… – простонало со стороны Вадика.
– Лечись, лечись, болезный. Тебе еще с первым пузырем минут пятнадцать. А там еще беленькая ждет вдогонку… Так что, глазки закрывай завидущие и не сопи в нашу сторону – чай студишь, – куражился Володя. – А мы пока тихонечко ваньку поваляем, чтоб не беспокоить почтенного алкоголика.
– А может, удавим его подушкой, чтоб не страдал? – оживился Морозко.
– Нет, он не так умрет… – откуда-то сбоку глухо прозвучал голос из-под одеяла.
Немая сцена прямо по Гоголю: все повскакивали с открытыми ртами, и даже Вадик вскинулся с вытаращенными глазами, забыв про иглу капельницы.
– Ожил!..
– Слышь, ты чего это сказал? – Валера, обогнув кровати, склонился над суконным горбом и аккуратно приподнял уголок одеяла. На лице отразилось полное непонимание. – Спит, паразит… Э-эй!..
– Да оставь в покое человека. Или сам ни разу во сне не разговаривал?
– Нет, разговаривать-то – ладно. Но вот так!?.. По теме, со знанием дела…
Придется поддержать разговор, но, не углубляясь слишком в предмет.
– Очень верно сказано: со знанием.
Почему бы человеку и не высказаться, если знание такое есть
В принципе, это нормальное свойство любого человека, поддерживающего себя в состоянии… одухотворенности, что ли. Скажем так… Наши медики возможно сказали бы об измененном состоянии сознания, если бы не присущая пока еще большинству материалистическая зашоренность. Тогда игнорируются и практики медитации, и практики камлания шаманизма. И все пифии и кассандры всех времен однозначно отметаются в область мифологии и художественной литературы. А наш сосед… становится нашим соседом.
Да, не слишком как-то получилось
– Стоп, стоп, стоп, писатель! – Валера еще раз изучающе поглядел в сопящее под одеялом безмятежное бородатое лицо, вернулся на свою койку и залпом опорожнил кружку безо всяких смакований. – Это какое же знание имеется в виду? Я ведь тоже, к примеру, знаю, что однажды отправлюсь на тот свет. Но, сколько не вывихивай мозги, угадать, когда же произойдет это знаменательное событие, не получается.