Он не кричал и не было в его голосе неудержимой ярости, которой там следовало быть. Боль прошлого давно прижилась в сердце старого капитана, но память, память раз за разом наводняла его душу темными образами, которыми нужно было с кем-то поделиться. Он годами копил эту тьму в себе и вот, встретил двух странников, которых никогда больше не увидит. Он столкнулся с ними по воле судьбы, и почуял в их душах что-то знакомое, будто увидел за их спинами секреты, могущие изменить все.

И он открылся им. Потому что порой проще рассказать все незнакомцу, чем самому близкому человеку. Особенно когда самых близких людей уже нет в живых. Когда их отобрали без надежды на возвращение.

– Я думаю, твои боги были там же, где и всегда, – ответил Карн, хотя едва ли Акке требовались какие-то ответы. Но его слова прозвучали и в них было чуть больше жестокости, чем он хотел. – Они были где-то далеко. Слишком далеко от смертных и их проблем.

Мидас бросил на Карна короткий взгляд и ощутил незнакомое чувство. Укол вины? Или это крома, выторгованная у команды за пару медных колец, дает о себе знать?

– А каково это им? Умирать? Богам, я имею ввиду, – продолжал Акке, уже далеко не в полной мере контролируя свои речи. Карн понимал его и не пытался остановить. Пусть лучше сейчас, с ними.

Настала очередь Мидаса едва слышно вздыхать и окунаться своим медовым взором в прошлое, о котором хотелось забыть навсегда.

– Думаю, плохо. Хуже, чем смертным, – глухо уронил он. Карн повернул голову в сторону древнего бога. Внезапный порыв Акке что-то затронул в душе фригийского царя. Парень уловил изменения в его божественной ауре, но не смог их прочесть.

– Почему же? – удивился капитан и посмотрел на Мидаса. Его бледно-синий глаз стал прозрачным и чистым, в нем не отражалось ни единой эмоции.

– Потому что для смертных гибель – лишь начало, а для богов… для богов это конец, – в этих словах прозвучала беспредельная тоска, замешанная на тысячелетней усталости. У Карна заломило сердце.

– А они не возвращаются? – Акке не переставал смотреть на Мидаса, он заглядывал ему в лицо со смесью интереса и благоговения, будто понимал – кто на самом деле стоит перед ним. – Я слышал легенды о том, как Всеотец воплощался в телах смертных. Но это другое, я говорю не о…

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – мягко перебил Мидас. – Они могут вернуться, но почти никогда этого не делают. Потому что… потому что это как начать все сначала. Прожить тысячу жизней и вмиг забыть обо всем, что узнал, оставшись наедине с болью и пустотой. Без всякой надежды.

– Многие из смертных каждый вечер засыпают так – без всякой надежды, но каждое утро они просыпаются вновь и живут дальше, – невесело улыбнулся Акке. Карн понял, что капитан постепенно приходит в себя. По его ауре он увидел, что морскому волку действительно стало легче.

– Вот поэтому боги от века завидуют смертным, – заключил Мидас. Он изо всех сил стискивал зубы, чтобы сдержать бурю эмоций, готовую прорваться сквозь нетвердый заслон его ослабленной воспоминаниями воли. Фаланги пальцев, впившихся в борта кнорра, побелели. – Боги завидуют силе смертных. Их духу. Их жизни. Настоящей жизни, а не ее грубому суррогату, у которого даже цели нет.

Карн положил ладонь на борт корабля и заскользил ею в сторону Мидаса, пока не коснулся его руки. От легкого прикосновения древний фригийский царь едва не подскочил на месте, будто ужаленный электрическим разрядом. Но не отдернул ладонь, и спустя мгновение по его телу разлилось успокаивающее тепло. Он глубоко вздохнул и посмотрел на парня с безграничной благодарностью, а тот просто кивнул в ответ, хотя и не мог видеть его взгляда.