– А как «так»? – голос его стал холодным, как зимняя стужа. – Нормально мы живем, как и все. У нас вон всего в достатке – земля-то плодородная. У нас ту и поля есть, и огороды, и скот всякий – куры там и коровы… А коли повезет и доберешься все же до замка – так озолотишься! Ну, помер король – пущай, а золото-то не гниет!

– М-да… – пробормотал я, не зная, что на это возразить.

Доели мы в полном молчании – мужчина был явно обижен моим невежеством, а я все раздумывал о его словах. Вот вроде и прав он был в чем-то, и все же… Когда мы легли, я продолжал думать о замке и о том, что отсюда нельзя выбраться. Меня как-то совсем не прельщало провести всю свою жизнь в погоне за жар-птицей!

Когда я проснулся, мужчины уже и след простыл – поди, пошел дальше к замку. Утром город казался еще более запутанным, сюрреалистичным; дома наслаивались на дома, а переулки путались в узлы. Башня все также светлела перстом над крышами, но при свете дня было видно, что ее усеивают трещины. Казалось, только виноград и не позволял ей рассыпаться. Да и был ли вообще когда-то тот король? У меня не было никакого желания это узнавать.

Я двинулся вниз в надежде найти выход, а люди шли мне навстречу, удивляясь, что со мной не так. Не буду расписывать, как долго я блуждал переулками Уиллсербара и как потерял всякую надежду выбраться, и как нашел-таки потом, спустя месяцы этого ада, проводника, который помог мне выйти.

Я уходил из города, не оборачиваясь, словно башня могла волшебными силами затянуть меня обратно.

Путешествие 7

. Ваку. Кладбище звезд

Бывал я и в северных землях. Там-то я и обменял у шаманки оленя-маруки на солнечную пряжу, добытую у осенней ведьмы. В Ваку много оленей – северяне держат целые стада карибу с шелковистой, серебристой шерстью.

В Ваку много снега – километры атласных, перламутровых полотнищ до самого горизонта, нетронутых ничьими ногами или лапами. Снег накрывает и леса, и горы, так что все превращается в монолитную белую пустошь, красиво сверкающую дробленым стеклом.

В Ваку небо такое синее, какого нигде больше не увидишь. Чистая, непорочная синь без примесей и облаков. Ее можно черпать и рисовать картины. В ней можно утонуть. Весь мир точно состоит из двух симметричных половин – белой и синей.

В Ваку я приплыл на корабле – да, там и море есть; застывший океан, который бороздят ледяные глыбы, а серая пена бьется с яростью о клыкастые, неприступные берега. Добираться до города было непросто, ведь чем ближе к суше, тем больше из воды торчало переломанных стволов кедров и елей, будто баррикад древней войны.

Пока мы плыли, за нами по небу следовало северное сияние, и его топтали лапами небесные медведи.

Здешние обитатели верили, что настоящий мир находится на небе, а мы внизу – лишь жалкое его подобие, неудавшаяся игрушка богов. Их боги – это звезды, с которым беседуют шаманы. Что за дремучий народ! Даже их город походил скорее на стоянку кочевников: вместо домов – юрты из тюленьих шкур, вместо машин – собаки…

Олень-маруки отдаленно похож на карибу, но более косматый и крупный; у него густая серая шерсть, три пары ветвистых, толстых как коренья рогов и один дополнительный короткий рожок на лбу. Вдоль его хребта идет ремень цвета кофейного осадка, на боках голубоватые пятна, а копыта – светлые и покрытые кожей. Маруки сильные и выносливые, а еще – очень надежные и греют получше примуса.

Я не был особо оригинальным, назвав своего маруки Мару.

Путешествовать верхом несравненно удобнее, и дальнейший путь я продолжил уже на Мару, но спустя несколько часов пути нас застала снежная буря. Снег неистово хлестал по лицу, будто красавица, дающая пощечины неверному мужу, и умудрялся зло покусывать тело, хотя я и завернулся во все, что только нашел, практически превратившись в капусту.