Я танцевал в душе. Танцевал, потому что сейчас уже знал – вернусь на родину знаменитым.

Я пил вино, она пила. Опять долго молчали, но потом я всё же спросил:

– А где та прекрасная девушка, которая ехала с Вами? Она не ужинает?

– Мина? – Металлию явно удивило моё любопытство. – Она сильно устала, ей требуется отдых.

– Знаете, – я решил резко сменить тему, подумав, что уже начинаю лезть не в своё дело, – может, Вы мне скажете, как называются горы, в которых мы сейчас находимся?

– Элез Марэ, – спокойно ответила госпожа.

– Чего? Это на каком языке? – недоверчиво переспросил я, улыбаясь, словно деревенский дурачок.

– На языке твоих загадочных древних, или же лунгов. На хатре.

Мы полночи пили вино и разговаривали. Таким образом я выяснил, что помимо общепринятого (имперского), которого здесь именуют часлнатом, и эльфийского имеется ещё и язык древних, или же лунгов – хатр. Кстати, самый первый из всех, судя по заверениям моей благосклонной госпожи. В Диких Землях, или же Мирсварине, как это место называют разумные обитатели, существуют и другие наречия – некий м’трин, или же просто трин, и аранский, которые, все вместе и создают большую пятёрку.

Название горного хребта, так опрометчиво обозначенного мною Безымянным, переводится как Сверкающие горы (Элез – сверкающие; марэ – горы). Злополучная таверна, в которой мне выпала «честь» останавливаться, зовётся Нарум Лиффа, что означает Одинокая Таверна. Которая, к слову, когда-то была «славным» аванпостом на пересечении главных дорог Мирсварина, уводящих за границы владений лунгов. А замок, в котором мы сейчас находимся – Ар Катур, или же просто Катур, потому, что он жёлтый.

Металлия долго смеялась и вопрошала, как же могло так приключиться, что некто, родом из столицы Империи и притом учёный, имеющий непосредственное отношение к образованию, может ничего не знать о хатре. Но нас такому не учили. Как бы она удивилась, оказавшись в Лемне и просто поговорив с местным лавочником. Человеком, ничего не подозревающим ни о хатре, ни о Мирсварине. Даже о том, что где-то вообще может существовать хоть какой-то иной язык, помимо его собственного. Древние для него окажутся всего лишь страшной сказкой на ночь.

Спать я отправился сытый, пьяный и довольный. Впереди много дел!

Ночью меня мучали кошмары, в которых злобная и жёсткая госпожа, ныне гордая рабовладелица, продала меня на рынке первому встречному за пригоршню поломанных имперских медяков, не имеющих ни хода, ни ценности в Диких Землях.

Утро выдалось туманным. Я не мог толком вздохнуть оттого ли, что воздух стал слишком влажным и тяжёлым, или у меня случилось жуткое похмелье, я не знал. Говорила ведь мне Дамала, чтобы я не увлекался продуктами брожения… С великим трудом выбрался из постели, затем из покоев, и отправился на поиски кухни – на поиски свежей воды.

Кухню не нашёл. Зато в том самом зале, где вчера перебрал вина, так сказать, на столе покоился прозрачный кувшин, полный воды. Холодной, прекрасной, невероятно вкусной воды… стенки сосуда покрылись лёгкой испариной. Я жадно вцепился в него и принялся хлебать. Весь облился, разумеется. Затем поставил на место предмет моего вожделения, отдышался (нет, воздух сегодня определённо мне не нравится) и только потом заметил…

У открытого окна стояла она, та неприступная красавица с длинными волосами. Видимо, она не очень-то отдохнула за вчерашний вечер, потому что выглядела ещё более бледной и растрёпанной. Мина, так, вроде бы, её зовут? Плохо помню. Она уныло смотрела вдаль и не двигалась, словно статуя. Я взглянул на кувшин, взял его и протянул ей, пролепетав следующее: