Ролик Гелиодезической Комиссии, прокрученный в мозгах Антоновых, закончился торжественной нотой: счастливые Аманда-7 и Егор-5 пожелали родичам богатого и конечного бытия, вознесли хвалу негэнтропии и Хабблу, обнялись, чтобы слиться в единую структуру… Колоссальная голограмма растворилась в небе, и вслед за этим гостям праздника показали стандартный, но всегда волнующий процесс разрушения связей между атомами сцепленных тел именинников. Частицы, еще секунду назад организованные в живую структуру, рассеялись бледнеющим облаком и устремились каждая к своей неведомой цели…

Когда восхищение Антоновых поутихло и они принялись высматривать биоформы с горячительными или охлаждающими жидкостями, трансляторы отыскали в толпах Аманду-8 и Егора-5.

– Познакомьтесь с этими симпатичными людьми! – вскричал распорядитель праздника, чиновник из Демографической Комиссии, на всех электромагнитных частотах, акустикой и гравитацией. Женщина походила на перекошенную древнюю табуретку, а мужчина напомнил Никласу одну из его последних биоформ, с головой вместо живота. Стоял он на восьми ногах, причем не слишком устойчиво. – Их номера первыми сдвигаются на ступеньку вниз, к истокам вашего рода!

– Я так рада, – скрипнула бывшая Аманда-8, в одночасье ставшая седьмой в веренице тезок. – Я горжусь тем, что ношу теперь имя такого замечательного человека, каким была Аманда-7.

– И я, – утробно добавил человек-живот. – И я горжусь!

Они закричали от восторга, и все остальные присутствующие подхватили их ликующий крик. «Хорошо, что эти новорожденные не в нашей башне, – подумал Никлас. – А то бы затоптали».

– Папа, а сколько раз тебе доводилось менять суффикс у имени? – спросила Гемма. Ей удалось поймать биоформу, и она ловко выудила из нее кучу разных лакомства вроде ферми-желе с плазменной крошкой и хиггс-бозонами, брикета прессованного зеркального вещества и бензольного пудинга в простом силовом стаканчике.

Историк отнял у нее пудинг и ответил:

– Не так много. Начинал я как Никлас-14.

– А меня при рождении назвали Ириной-73, – сообщила жена. Она раздобыла себе концентрированный коктейль из актиноидов в глубоком золотом бокале и помешивала его языком, заодно пробуя на вкус.

Тут в небе принялись показывать Егора-6, ставшего пятым, и Гемма заскучала:

– Этак еще долго может продолжаться.

– Была бы ты Амандой, скажем, 40-й – терпеливо бы дожидалась своей очереди, а потом прыгала перед транслятором и говорила глупости, – усмехнулась Ирина. – Когда еще показать себя всем родственникам сразу?

– Вот еще! Стану я прыгать…

4/92. Ночью Бета прошла перигелий своей орбиты. Все еще не могу подобрать для своей звезды несистематическое название (систематическое, разумеется, предельно сухо и является просто набором букв и цифр). Зимние температуры на моем плато, согласно измерениям, опускаются до ста тридцати Кельвинов, летние аж на сто Кельвинов выше. Но какая мне разница, не за тем я сюда приехал, чтобы исследовать этот безжизненный кусок камня, бестолково крутящийся тут восемь миллиардов лет. Таких планет во Вселенной – почти столько же, сколько нормальных звезд, то есть… Вот-вот, сотни триллионов.

На 3-мерной проекции Вселенной моя галактика выглядит крошечным крестиком, у нее четыре бледных рукава, и самый удаленный от ближайшего клана – мой «медвежий угол», как сказали бы в древности. И почему «медведей» загоняли в углы?

Энтроп работает как заведенный. Жжет в своей термоядерной топке микрограммы топлива и упоенно распыляет ледяную криомагму. Естественно, делает он это намного быстрее, чем «Нептун» успевает заполнить пустоты элементами конструкций. Не знаю, чем будет заниматься этот оголтелый разрушитель, когда покончит с реализацией проекта удаления «почвы». Я спросил его об этом, когда от скуки гулял по стройке, критически фиксируя недоделки и сбрасывая их на приемный канал связи «Нептуна».