Crawford называет семангов «карликовыми неграми Малайского полуострова», «племенем малорослых негров, обитающим в горах Малайского полуострова», также и во многих других местах своего «Descriptive Dictionary of the Indian Archipelago» (1847). Logan говорит о семангах, что хотя они, подобно туземцам Андаманских о-вов, смешались с другими племенами, тем не менее являются несомненными неграми (Journal of the Indian Archipelago and Eastern Asia, p. 31, 32).

Newbold говорит о семангах, что они почти ничем не отличаются от якун, а в другом месте констатирует, что оран-бенуа (как иногда называют якун) не отличаются от малайцев (N e w b o l d. Political and Statistical Account of the British Settlements in the Straits of Malacca, 1839).

«Их (семангов) следует считать не негритосами и не одичавшими малайцами, а особой расой» (W a i t z. Antropologie der Naturvölker, Th. V, S. 87).

См. Известия Русского географического общества, 1873, и «Реtermann’s Geographische Mitteilungen», 1873–1874.

У туземцев сохранилось предание, что не все малайцы, жившие раньше на побережье, согласились принять ислам: часть из них ушла в леса. Мне неоднократно рассказывали об этом оран-утан разных частей Иохора. Нашли ли эти малайские беглецы какие-либо примитивные племена в лесах и горах, куда они скрылись, об этом, насколько мне известно, предание ничего не говорит.

В дальнейшем я говорю только о тех племенах, которые я сам видел, и не принимаю во внимание данных прежних авторов относительно распространения и наименования этих племен; я описываю только современное состояние этих племен и только на основании собственных наблюдений.

Слово «райет» означает «человек». Каким образом это слово стало названием племени, мне не удалось выяснить.

У некоторых племен существует очень примитивное земледелие; у них есть огороды, которые они время от времени посещают, также имеются определенные места в лесу, куда они время от времени возвращаются.

Как на пример таких различий укажу, что столь важное оружие, как сумпитан (тростник для выдувания отравленных стрел), одним племенам совершенно неизвестен, а другими постоянно употребляется.

Записанные мною немногие слова этого почти исчезнувшего языка я показывал многим малайцам, весьма основательно знающим свой язык, напр. Дато Бинтара в Иохоре и другим, и они нашли, что эти слова не малайские; чтобы окончательно решить вопрос, я посылаю составленный мною краткий словарь в Европу на суд компетентного лица.

Я употребляю общий термин «первобытные меланезийские племена», так как надлежащая классификация меланезийцев, при современном состоянии наших знаний, невозможна. Я пришел к этому заключению на основании собственных наблюдений над папуасами, негритосами и меланезийцами.

Составить правильное мнение об отношениях, которые я здесь нашел, мне очень помогли наблюдения, которые я имел возможность сделать над папуасско-малайскими метисами на островах к востоку от Серама в 1874 г. и благодаря которым я являюсь довольно компетентным в этом вопросе.

Так называемые оран-лиар (дикие люди) уходят все дальше в глубь лесов, в бедные жизненными ресурсами районы, и вымирают. Те из них, которые продолжают жить на прежних местах, по соседству с пришлыми малайцами и китайцами, не оставили бродячего образа жизни, но заимствовали некоторые малайские обычаи и часто выдают своих дочерей замуж за малайцев, которые охотно покупают наиболее красивых и сильных девушек.

Лишь в очень редких случаях оран-утан принимают ислам и пытаются переходить более или менее к тому же образу жизни, какой ведут малайцы. Язык оран-утан почти вытеснен малайским.

Утомительные, часто одиннадцатичасовые переходы, затопленный лес, дождливое время года, недостаток провизии, транспортных средств и т. д. и т. д.

Crawfurt (A descriptive Dictionary of the Indian islands, 1856)…The Semang, or dwarf negros of the Malay peninsula (p. 259)…race of small negros found in the mountains of the Malay peninsula (p. 273) и на многих других страницах.

Logan («The Journal of the Indian Archipelago and Eastern Asia») говорит о семанг, что хотя они, как и андаманцы, смешаны с другими племенами, но несомненно – негры (стр. 31 и 32 привед. соч.).

На основании этих мнений большинство авторов по этнологии и этнографии в Европе, однако же не все, как, напр., Вайтц, сами не видавшие этих стран и людей, один за другим повторяют старую песню, как бы она была совершенно доказанною.

…dass sie (Semang) weder als Negritos noch als verwilderte Malaien, sondern als eine besondere Race zu betrachten sind. W a i t z. Anthropologie der Naturvölker. 5 Th. 1 Heft, S. 87.

F. J. N e w b o l d. Political and statistical account of the British settlements in the Straits of Malacca, 1839, p. 377.

Там же, стр. 370.

Оран-райет можно перевести приблизительно – «туземцы»

Оран-якун, собственно, не имеет особенного значения, как и предыдущие названия, тоже Crawfurt (выше привед. соч., стр. 161) говорит, что имя «jakun» – a name of unknown origin and meaning.

Приехав в Сиам, я искал случая купить по возможности молодого слона для исследований мозга, который, будучи неудовлетворительно исследован, очень интересует меня в сравнительно-анатомическом отношении. Оказалось, что в Бангкоке один только король имеет слонов. Я почти отказался от моей мысли, когда неожиданно получил от молодого короля, которому было рассказано о моем желании и о моих поисках, формальное обещание, переданное мне секретарем министра иностранных дел, что при следующей большой королевской охоте (которая ежегодно предпринимается в окрестностях старой столицы Сиама – Аютии) он прикажет сохранить для меня самого молодого из пойманных слонов. Это было тем более любезно со стороны короля, что накануне я отказался от предложенной мне аудиенции под предлогом, что у короля по случаю приезда английского губернатора много дела и что, не имея ничего сказать ему, не желаю беспокоить короля; собственно же потому, что аудиенция молодого короля, который очень старается по возможности копировать европейцев, имела для меня очень небольшой интерес. Так как этот подарок – пойманный при случае большой охоты молодой слон – не представляет почти никакой ценности, а мозг его меня сильно интересует, то я принял подарок или вернее обещание подарка. Как только время найдется здесь в Сингапуре или на Яве (куда я еще намерен вернуться), я распоряжусь о присылке моего слона и займусь исследованием его мозга.

И с т а н а – по-малайски дворец.

Я только что привел несколько из них, но это только частичка…

Я не слыхал, достигла ли какого-нибудь развития станция, которую я вместе с вами в 1867—68 г. устраивал в Мессине. При моей кочевой жизни я получил только сведения о вашей Неаполитанской станции; я не знаю также, устроилась ли станция на Черном море, учреждение которой я предлагал Московскому обществу натуралистов в 1868 г.

Я охотно возьму на себя во время моего будущего (в 1876 или 1877) путешествия в Северо-Восточную Азию осмотреть, с целью основания зоологической станции, берега Охотского моря и Восточного океана.

Очень дикое номадное племя оран-утан, скитающееся в лесу около Текам, о которых ходит между малайцами множество суеверных поверий и которых малайцы очень боятся.

См. мое сообщение об экскурсии в Иохоре в начале этого года.

Письмо секретарю Русского географического общества.

В одном из следующих писем я сообщу о моих успехах в этом отношении. Я считаю устройство зоологических станций для науки слишком важным, чтобы бросить эту мысль.

Отношение малайцев полуострова к англичанам приблизительно сходно с отношением малайцев Суматры (в соседстве Аче) к голландцам. Я думаю, что при бестактной политике со стороны англичан они могут навязать себе нечто подобное англо-голландской войне.

При всей ограниченности и искаженности географических сведений малайцев внутри Малайского полуострова они слыхали, что есть, где-то далеко, очень большая страна – Россия, хотя они отчасти убеждены, что она, подобно как и другие страны белых людей, зависима от султана турецкого.

К а б о п а т е н – по-малайски дом регента; в настоящее время, по упразднении поста этого туземного сановника, дом этот, перейдя в частные руки, находится почти что в положении развалин; но, несмотря на дырявую крышу и дырявый пол, я нанял его вследствие величины и уединенности.

Три фигуры и три портрета оран-сакай.

Немногих, но интересных Marsupialia Новой Гвинеи, малайцев о которых уже говорил в начале письма, и многих хрящевых рыб (Selаchii).

Во всем Ост-Индском архипелаге нет ни одного русского консула или даже вице-консула. Надеюсь, что когда-нибудь русское правительство найдет полезным утвердить такового и что в этом случае это будет г-н Анкерсмит, который всегда старался быть полезным командирам и штабу приходящих на Батавский рейд русских военных судов и вот уже три года не отказывается исполнять разные мои поручения – услугу, которую я имел бы право требовать от русского консула, а не от частного жителя Батавии.

В одном из последующих писем я объясню, почему я называю поле антропологических исследований «ограниченным».

См. мою программу исследований в Изв. 1870 г.

Waitz.-Gerland’sche Anthropologie der Naturvölker, 5 Th., 2 Abth., S. 43.

В 1871–1872 гг. я изучал папуаса более с антропологической (анатомической) стороны; теперь положение его в среде его соплеменников, общественная сторона его быта войдет в мою программу и будет одной из главных задач исследования.

Т р е п а н г – различные разновидности голотурий (Holothuria); вареные, затем сушеные на солнце – лакомство китайцев.

Т р е д о р а м и называются на островах Тихого океана агенты торговых домов, которые получают от торгового дома товары для меновой торговли с туземцами, за что имеют известный процент произведений: копры, трепанга и т. п.

Waitz-Gerland’sсhe Anthropologie der Naturvölker, 5 Th., 2 Abth., S. 38.

Туземцы произносят имя острова чаще: Вуап. Жители архипелага Пелау называют ос. Вуап – Пелу Лекоп (Пелу – значит остров).

Эта возможность представится, к сожалению, не ранее ноября месяца.

Остров Адмиралтейства, как большинство больших островов, разделенных между множеством отдельных и враждебных племен, не имеет общего имени: каждое племя знает только свой участок или свои деревни и участки и деревни своих неприятелей. Туземцы острова Агомеса, говоря об острове Адмиралтейства, называют его Тауи, название, которое, будучи не туземным, имеет столько же права существовать, как и данное европейцами – остров Адмиралтейства, почему я не заменяю его агомесским названием. Архипелаги же – Хермит, Ешикие и Анахореты – имеют туземные названия. Группа Хермит называется Агомес, группа Ешикие (Echiquier) – Ниниго, группа Анахоретов – Каниес, почему в последующем я заменяю этими туземными названиями европейские имена.

Об этом открытии, заслуживающем внимания антропологов, я отправляю с этою же почтою письмо председателю Берлинского антрополого-этнологического общества проф. Р. Вирхову. Прилагаю здесь для демонстрации гг. членам Русского географического общества наскоро набросанную копию одного из посылаемых г-ну Вирхову эскизов, который представляет образчик такого зубастого меланезийца в профиль.

Архипелаг Каниес имеет также меланезийское население.

На некоторых картах этот архипелаг носит название Волеа.

Вся группа весьма недостаточно подробно нанесена на картах.

Четырехугольная форма паруса кажется характеристичною для Меланезии; у полинезийцев и микронезийцев я всегда видел треугольные паруса.

Туземцы берега Маклая, имея пироги с горизонтальною платформой, в случае свежего ветра, боясь потерять баланс, становятся на противоположный выносу паруса борт пироги и, держась за конец, прикрепленный к верху мачты, своею тяжестью и движениями тела, сообразными с креном пироги, не допускают балансир погружаться слишком в воду, отчего пирога сохраняет равновесие.

Туземцы, будучи еще незнакомы с ценностью жемчуга, выбрасывали обыкновенно животное обратно в море, сохраняя от него одну только раковину.

Т а б и р – название, которое дают папуасы берега Маклая большим чашам или блюдам, выдолбленным из дерева и употребляемым для сервировки кушаний.

Совершенно подобную татуировку я видал на Новой Ирландии (в Port Praslin) и у негритосов в горах Лимай на о. Люсоне, где шрамы, однако же, были немного толще, так как инструментом для татуировки служил нож из бамбука, а не острый и тонкий осколок обсидиана. У негритосов женщины были также более татуированы, нежели мужчины.

Значение слова «усия» осталось мне неизвестным; может быть, оно значит неприятель или дурной, или просто выражает название местности. Я не видел ничего, подтверждающего существование людоедства на о-вах Адмиралтейства; украшения из человеческих зубов и людских костей недостаточны, чтобы служить доказательством. Слова же туземцев имеют в этом случае еще менее веса, так как очень распространенная уловка дикарей состоит в выдумке всего возможного и невозможного, единственно с целью заставить белого согласиться с их мнением.

Проценты, которые берут европейцы при этой торговле, выменивая мелкий бисер на черепаху и перламутр, могут считаться сотнями. Один из опытных тредоров, много лет занимавшийся этим делом, рассказывал мне, что во многих случаях при торге на островах Тихого океана барыш в 800 % не редкость. Разумеется, главная выгода достается фирме, которая доставляет тредорам – своим агентам – предметы для мены, с назначением цен, по которым от них принимаются произведения островов. Не помню всех мне сообщенных цен, но все они были замечательно высоки, напр., пустая бутылка от вина или пива ценилась приблизительно около 1 доллара. Понятно, что тредоры при торговле с туземцами также не упускают случая набить большую цену, чтобы и для себя заработать что-нибудь. Слушая эти рассказы и видя на деле, что они не преувеличены, я невольно вспомнил страницу в сочинении Уоллэса (во втором томе его сочинения о Малайском архипелаге), где он негодует, что туземцам о$вов Ару достаются европейские произведения почти что не дороже, чем европейцам в Европе. Уоллэс мог бы остаться доволен заработком европейских купцов в Океании.

Портрет одного обладателя такой челюсти я послал Русскому географическому обществу при последнем сообщении

Waitz-Gerland (Anthropologie der Naturvölker, Bd. VI, S. 566) приводит свидетельство Форстера, Картере и Хунтера об этом обыкновении.

В рукописи Bulla ovum; в издании 1940/41 г. – Ovula ovum. Примечание относится и к дальнейшим случаям, где мы пишем Bulla ovum. – Ред.

Герланд (Bd. VI, S. 575) говорит, что в Полинезии единственная часть тела, с обнажением которой соединен стыд, это glans penis.

Замечу, что другая крайность (т. е. чрезмерная величина) этого органа найдена у негров (см. H. H о m b r o n. Anthropologie, p. 139. Voyage au Pole sud et dans l’Océanie, pendant les années 1837–1840), расы, которая ближе других родственна меланезийской.

На Яве эту землю продают на улицах тонкими пластинками, слегка поджаренными, как лакомство. Кроме Явы, подобная ей глинистая земля, употребляемая в пищу на о. Амбоине, описана Ф. Мюллером («Reizen en onderzuekingen in den Indischen Archipel, dooz Salamon Müller, 1857, Deel II, p. 65»); анализы съедобной земли с Суматры находятся в журнале «Natuurkundig Tijdschrift voor Nederlandsch Indie», Deel XXXIV, 1874, p. 185.

Б а р у м – туземное название, которое дают папуасы берега Маклая большому стволу, выдолбленному наподобие корыта; ударяя толстою палкой в стенки его, они извлекают сильный, немного глухой звук, который слышится на большом расстоянии; он служит набатом для сообщения разных происшествий (смерти, пиршества, войны и т. п.) в деревне и окрестным деревням. См. мои «Этнологические заметки о папуасах берега Маклая».

В работе S с h e r z e n and E. S c h w a r z, On measurements as a diagnostic means for distinguishing the human races, Sydney, содержится 78 номеров измерений; в Instructions générales pour les recherches anthropologiques 1865—63 номера или, по крайней мере, 30; в антропологической инструкции British association – 47; в антропологической программе проф. Вирхова – 38 или, по крайней мере, 25.

Мне хорошо помнится смешная, но характеристичная сцена, которой я был свидетелем во время моего первого пребывания на берегу Маклая на Новой Гвинее (1871) и которая может служить иллюстрацией этого психологического замечания. Туземцы, которые, как известно, много месяцев были крайне недоверчивы ко мне, имели также недоверие и к моим вещам и даже к моей еде. Раз, месяца четыре после моего приезда, когда я уже немного понимал папуасский язык, трое жителей соседней деревни застали меня за завтраком, который состоял из вареного с солью риса, без других приправ. Один из пришедших, сжимая обеими руками живот, который он втянул сильным выдыханием (обыкновенная папуасская мимика, чтобы изобразить голод, пустоту желудка), сказал, что он очень голоден, не ел еще ничего в этот день. Я предложил ему ложку риса, хотя знал, что он откажется от него. Но в тот день туземец осмелился попробовать мою еду: он слегка вскинул голову, поднял глаза и, втягивая воздух между сложенными как бы для свиста губами (обыкновенный жест согласия у папуасов), сперва обнюхал ложку и взял в рот рис. Не успел он проглотить половину, как сообразил всю отважность своего поступка – попробовать «инги Маклая» (еду Маклая), – и с полным ртом спросил меня, не умрет ли он от этого. Я сказал, что нет. Проглотив еще немного и обратившись к своим спутникам, он предложил им также попробовать рису, на что оба отвечали сильным отвергающим жестом, подаваясь всем туловищем назад и тряся плечами и руками, как будто он предлагал им яд. Тогда первый перестал есть и еще раз настойчиво просил их попробовать рис. Но они опять отказались. Тогда его поступок и ему самому показался необдуманным и опасным. Он быстро выплюнул в ладонь остатки риса и стал быстро мазать ими грудь и руки своих товарищей, приговаривая: «если я умру, то и ты умрешь». Удивленные неожиданностью, его спутники сперва пятились, затем вскочили и бросились бежать в деревню. Он пустился также за ними, стараясь выплюнуть остатки риса изо рта и продолжая кричать: «и ты умрешь, и ты!»

Так как туземцы северного берега о-ва Адмиралтейства не отличаются в антропологическом отношении от жителей южного берега, то я предпочитаю сообщить общие результаты антропологических измерений и наблюдений в конце этого письма

Профессор Вирхов («Sitzungsberichte der Berliner Gesellschaft für Anthropologie, Ethnologie und Urgeschichte», март 1873) говорит, что он видит неразрешенное противоречие между большим носом папуасов Доре, как описывает их Уоллэс, и короткими, сплющенными (еcrasé) носами новокаледонцев, которых кончик направлен вверх. Это противоречие разрешается, главным образом, не только невозможностью подвести все носы какого-нибудь племени под одну схему, но и изменением формы носа вследствие операции пробуравливания носовой перегородки, а также обычая втыкать разные предметы в образовавшееся отверстие и оттягивать низ носовой перегородки.

В Punta Arenas, в Магеллановом проливе, мне подарили в 1871 г. несколько наконечников стрел, сделанных туземцами Огненной Земли из стекла прибитых к берегу европейских бутылок. Они были очень искусно сделаны, и изготовление их казалось мне делом большого терпения и ловкости. Видев описанный способ обращения с обсидианом, которого свойства очень подобны стеклу, я пришел к убеждению, что наконечники стрел были сделаны тем же или весьма подобным способом и привычными руками.

Я подразумеваю средний рост европейца: мужчины, 25 лет, 1680 мм, женщины 1570 мм (см. U h l e und Wagner. Handbuch der Allgemeinen Pathologie. 1868, 4-te Auflage, S. 72).

W a i t z – G e r l a n d. Anthropologie der Naturvölker, Bd. VI, S. 654.

На берегу Маклая на Новой Гвинее нет, собственно говоря, ни наследственных, ни выборных начальников; всем взрослым принадлежит одинаково право голоса, но между ними находятся более влиятельные, отличающиеся своим умом или ловкостью, и люди слушаются не их приказания, а совета или их мнения.

Другой пример страха, не менее характеристичный, я имел случай видеть в прошлом (1875) году при моем путешествии по Малайскому п-ову. Войдя в хижину, где находилась семья оран-сакай, и подошедши к первому попавшемуся лицу, которое оказалось женщиной, я был поражен ее видом. Лицо выражало крайний страх: она странно водила глазами вокруг, подбородок дрожал, и она судорожно схватила меня за платье обеими руками. Она имела вид сумасшедшей. Я сказал несколько слов по$малайски, чтобы успокоить ее, и был немало удивлен, когда она повторила эти же слова и даже с тою же интонацией, как я произнес их. Я прибавил еще одну фразу – тот же эффект: повторяет, как попугай, каждое слово. Я сказал несколько русских слов, думая озадачить ее, но и те она повторила, не запинаясь и очень отчетливо. В промежутках она что-то бормотала, причем голос ее сильно дрожал. Я обернулся к старому малайцу, моему спутнику, чтобы узнать, не сумасшедшая ли она. Она этим мгновением воспользовалась, чтобы спрятаться в самый темный угол хижины и отнести туда ребенка, которого я сперва не заметил и который, вероятно, был причиной того, что она схватила мою ногу обеими руками, когда я остановился перед нею. Мне сказали, что она не сумасшедшая, а только очень испугалась. Я захотел сделать ее портрет и удостовериться, что только под влиянием испуга она повторяла мои слова, что мне показалось весьма интересным. Почти силой привели ее ко мне, и она постоянно отворачивалась, чтобы не видеть моего лица. Мне сказали, что до этого дня она ни разу не видела белого и что поэтому она так меня боится. Чтобы ободрить ее, я посадил около нее старого малайца, который знал ее еще девочкой. Она обхватила его шею и прижалась к нему так, что я мог нарисовать ее только в профиль. Она все еще не могла успокоиться и по временам дрожала. Когда я к ней прикасался, чтобы повернуть немного лицо или поправить волосы, она сильно вздрагивала, и крупные капли пота выступали у ней на лбу и на носу, несмотря на то, что лоб и руки ее были холодны. Хотя при каждом прикосновении она содрогалась, но слов моих более уже не повторяла. Пароксизм страха прошел, и она теперь вовсе не казалась сумасшедшей, как при первой встрече. (Из дневника 1875 г.) Что же касается непроизвольных экскрементов при испуге, то я часто видел это влияние страха в разных местностях на детях, которых родители, имея в виду подарок, силой хотели иногда привести ко мне для измерения их голов или рисования портретов.

Было бы достойной гуманности мерою международного права запретить на о-вах Тихого океана ввоз и распространение тредорами пороха, огнестрельного оружия и спиртных напитков. Эта негативная мера может иметь более влияния на сохранение туземного населения, чем ввоз миссионеров и молитвенников.

W a i t z – G e r l a n d. Anthropologie der Naturvölker. Bd. VI, S. 598.

На Новой Гвинее (в местностях, мною посещенных) туземцы не селятся в горах выше 1500 футов, и горные хребты представляют непроходимые рубежи для распространения туземцев внутрь и для сношений с соседями.

Хижины эти совпадают по внешней форме с хижинами жителей островов Торресова пролива, которые изображает на некоторых таблицах Юкс (I. В. J u k e s. Narrative of the surveying Voyage of Н. M. S. Fly, 1842—46, v. II).

Это выражение, как и большинство важных слов (особенно глаголов), я узнал, подслушивая разговор туземцев. До того счастливого случая я имел обыкновение, находясь в обществе туземцев, класть ряд предметов перед собою и один за другим называть их по$русски. Обыкновенно один из толпы или все хором, поняв в чем дело, говорили мне соответственные туземные имена, хотя не обходилось при этом без частых недоразумений. Здесь же это средство не помогло – меня не поняли.

Б а р л а – папуасское (берег Маклая) название стола или высокой скамьи, на которой помещаются при еде туземцы, преимущественно с целью избавиться от докучливых собак и свиней, которые при каждом удобном, случае готовы схватить все съедобное.

Когда (на берегу Маклая) я приходил в какую-нибудь деревню и мне приносили есть, туземцы или выходили из хижины, где я находился, или, когда дождь или темнота мешали им выйти, как только я начинал есть, отворачивались в сторону и переставали говорить.

Мимика эта совершенно одинакова и на Новой Гвинее и имеет то же значение.

Я нашел при этом, что делать как следует эти наблюдения весьма трудно. Чтобы уловить момент изменения в выражении лица, особенно важно не развлекать ничем своего внимания, что, однако же, не следует выказывать, так как это нередко смущает наблюдаемого; равно для успешности наблюдения надлежит самому быть незаинтересованным причиной, вызывающей эти изменения лица, чего, впрочем, нелегко достигнуть. Важно при самом наблюдении записывать свои замечания, не полагаясь на память.

На о. Вуап и архипелаге Пелау я часто имел случай удивляться, до чего довели туземцы, особенно девочки, гибкость своих рук и самостоятельные движения отдельных пальцев.

Инструмент этот состоит из семи или восьми бамбуков разной длины, связанных рядом сообразно своей длине, так что с одной стороны приходится самый большой (12–15 см), с другой – самый малый (5–7 см).

См. G e r l a n d, Th. VI, S. 602 (о распространении этого инструмента в Меланезии).

Я обстоятельно рассказываю о всех этих мелочах, потому что они одинаковы с совершенно подобными же чертами, которые я не раз наблюдал на Новой Гвинее (берег Маклая). При экскурсиях споткнувшийся или упавший туземец никогда не упускал случая излить свою досаду или облегчить свою боль, побив то место или предмет, которые были причиной ушиба. Я, впрочем, не думаю, чтобы туземцы соединяли с этим поступком мысль, что предметы «живы или могут чувствовать» (см. John L u b b о с k. The origin of civilization, sec. edit., 1870, p. 202 и сл.; life atributed to inanimate objects).

Несмотря на старания, я не нашел никаких доказательств, подтверждающих, что такой nexus idearum мелькает при этом в мозгу папуаса.

На о-вах Пелау я видел человека, которому собака вылизывала большую рану на ноге; мне сказали, что это считается родом лекарства, к которому здесь часто прибегают. В Патане, на Малайском п-ове, я слышал рассказ или предание об одной принцессе из Ачина, которая была вылечена от ран, покрывавших все ее тело, тем, что большая собака ежедневно вылизывала каждую рану.

Дуть на рану или на больную часть тела – весьма распространенное обыкновение, которое практикуется, кажется, почти у всех рас.

Костюм женщин здесь почти одинаков с одеждой женщин Микронезии и состоит из двух передников, сделанных из волокон листьев пандануса, волокон ствола банана и т. п.; один из передников висит бахромообразно, придерживаемый поясом, спереди, а другой сзади.

Один из тредоров, встреченных мною на о. Вуап, рассказывал мне, что купил у туземцев о. Адмиралтейства три черепа, которые потом подарил офицерам прусского корвета, бывшего в прошлом году на о. Вуап.

Нисколько не оспаривая случаев и возможностей самостоятельного засевания кокосовой пальмы, замечу, что, насколько я знаю из собственных наблюдений, это далеко не часто случается. Везде, где мне приходилось быть, кокосовые пальмы были признаком населения настоящего или некогда бывшего. Раз посаженные, ясно, они сами засевались вблизи посаженных. Папуасы на берегу Маклая и малайцы на Яве, которых я расспрашивал о том, положительно отвергли само собою засевавшиеся, а не посаженные человеком кокосовые пальмы.

Эта пирога, весьма отличная от микро- и полинезийских пирог, была во всех отношениях подобна новогвинейским.

Не лишено значения и характеристично, что даже в мелочах туземцы Тауи и Агомес показывают сходство с папуасами Новой Гвинеи, так, напр., этот мешок, который на берегу Маклая называется «гун», или «тельгун», имеет одинаковое назначение и носится всеми одинаковым образом; другой, весьма небольшой – «ямби» (на берегу Маклая), висит на шее. Подобных согласований я заметил много в их украшениях, костюме и образе жизни.

Но так как это исследование для меня лично может остаться еще долго одним желанием, то я решил послать эти обломки зуба при моем письме об этом предмете проф. Вирхову.

Вот содержание этого эпизода, который передаю, компилируя его из рассказов многих европейцев, которые были даже отчасти причастны к делу или слышали о нем от действовавших лиц. Несколько лет тому назад (1872 или 1873 г.) пришла сюда для ловли трепанга с туземцами о. Яп шхуна «Орел» под американским флагом. Чтобы иметь свежую провизию, шкипер Бурдет, или Бёрд (рассказчики различно называли его), посылал несколько раз своих людей на берег за кокосовыми орехами, а главное – за таро на плантации туземцев, у которых он и не думал спрашивать на то позволения. Когда же последние явились к нему с претензиями и, требуя небольшое вознаграждение за уже взятое, предлагали сами привозить ему таро и кокосы, шкипер рассердился и отвечал им, что он и не думает платить за забранное и впредь, когда ему понадобится, будет посылать своих людей; при этом прибавил, что завтра же он отправится на берег и посмотрит, кто запретит ему брать, что ему вздумается.

На другое утро шкипер действительно приказал двадцати туземцам Япа вооружиться копьями и отправился с ними на берег. Не прошло и часа, как никого из всей партии не осталось в живых; видя это, штурман, родом голландец, счел за более безопасное перепилить якорную цепь и, поставив паруса, выйти в море. Штурман не обладал сведениями, необходимыми для мореплавания, однако же счастливо довел шхуну до о. Яп, но здесь нечаянно или, как говорят другие, умышленно, разбил ее о коралловый риф в одном из проходов к острову. Этот человек и теперь живет на о. Вуап, где известен как горький пьяница и ловкий тредор.

Случай со шкипером «Орла» окольными путями дошел до сведения прессы в европейских колониях, причем, как водится, без прикрас и выдумок дело не обошлось. К истории убийства шкипера приплели обстоятельство, что не все были убиты туземцами и что некоторые из участников экспедиции, между которыми находилась белая женщина или белый ребенок, остаются в плену у черных и т. п. Австралийское правительство сочло долгом послать в архипелаг Агомес канонерскую лодку с приказом разузнать дело и освободить несчастных пленников. Когда канонерская лодка пришла в Агомес, на группе жил европейский тредор Том Шоу (о котором будет речь ниже); он разъяснил командиру канонерской лодки вышеприведенный случай и убедил его, что никакой женщины или ребенка в плену у туземцев нет. Сообразно со своею инструкцией командир потребовал тогда от туземцев выдачи убийцы шкипера Бёрда и назначил срок исполнения своего требования, грозя в противном случае сжечь деревню.

Туземцы, перепуганные приходом военного судна, не имея почти никакого правительства, не привыкшие к такой процедуре, не явились в назначенный день с требуемым соплеменником, а попрятались по островам в лесу. Обождав немного и видя, что никто не является, командир лодки счел своею обязанностью внушить туземцам страх к приказаниям представителей ее королевского британского величества и исполнил свою угрозу.

Он послал десант на берег, к которому присоединилась часть экипажа находившейся в то время в архипелаге германской шхуны или брига. Соединенные австралийско$германские силы, войдя в покинутую деревню, зажгли хижины и не нашли другого дела, как забрать с собою всех свиней, которых могли поймать в деревне. Через несколько дней командиру удалось захватить убийцу шкипера, местопребывание которого в лесу было выдано одним из его соплеменников. Об участи этого последнего, который был увезен канонерской лодкой, один из рассказчиков уверял, что, чтобы не возиться далее с этим делом, ему была дана нарочно возможность сбежать у о-ва Амакака (герцога Йоркского – на картах), мимо которого проходила на возвратном пути канонерская лодка.

Прибавлять размышления о поведении шкипера Бёрда считаю лишним, но замечу, что подобное непризнание права туземцев на их собственность и работу – случаи ежедневные на о-вах Тихого океана и что даже в этом провиняются не единственно полуграмотные или малообразованные шкиперы разных мелких судов, а даже командиры военных судов. Мне был передан достоверный факт (к сожалению, без передачи имен), что испанское военное судно на пути в Манилу зашло на группу Улеай и, желая запастись дровами для топки машины, вырубили значительное число хлебных деревьев, несмотря на то, что на острове другой растительности было немало. Командир не принял в соображение, что лишает тем туземцев большей части их пропитания, которое на о-вах Тихого океана не слишком обильно.

На другой случай я наткнулся в архипелаге Пелау, где в Короре Айбадул жалобным тоном рассказал мне, что недавно (кажется, даже в 1876 г.) немецкое военное судно послало партию матросов на берег, которые перестреляли для доставления свежей провизии экипажу всех коров (за исключением одной), которые были много лет тому назад привезены в подарок туземцам Корора (как мне говорил Айбадул) за помощь, оказанную капитану Вильсону. Айбадул жалостливо добавил: «Mаn of war take no pay» (Я предполагаю, что в последнем случае вышло какое$нибудь недоразумение, не считая возможным, чтобы военное судно в деле нескольких долларов нарушило бы так явно права собственности).

Черная земля «куму», употребляемая на берегу Маклая как для этой же цели, так и для окрашивания кожи, состоит из пиролюзита с примесью незначительного количества окиси железа. Эвервейн в Батавии был настолько любезен, что сделал для меня химический анализ привезенного образчика «куму».

Первый экземпляр имел длину 47 см и весил 12 г, второй имел длину 22 см и весил 5 г.

Сакаи Малайского п-ова, как я сам видел, обжигают длинные концы своих волос горящею головешкой, рискуя спалить при этом всю свою куафюру. Островитяне Пелау, в деревнях, где ножницы еще не вошли в употребление, еще и теперь, как в прежнее время, избавляются от слишком богатой растительности около Symphylis pubis, также обжигая волосы.

Одно из различий то, что между папуасами разукрашены более мужчины, у европейцев же, наоборот, – женщины.

На Новой Гвинее (на берегу Маклая) молодежь, особенно в многолюдных деревнях, конкурирует между собою и каждый день, после непродолжительной своей работы, наряжается; надевает множество украшений, окрашивает волосы и тело красною землей. Я не раз наблюдал, как быстро деревня принимает праздничный вид.

Мне указали на молодого туземца, который только что родился, когда случилась катастрофа в Аралу; ему не могло быть больше 20 лет.

Подобный же прилив случился на о. Луб в 1875 г. и был сообщен мною в моем письме Русс. геогр. о-ву, напечатанном в Изв. Г. О., т. XV.