Но реальность жестока. Куда чаще нас окружают тоскливые шедевры нейминга-в-лоб, вроде «Едокофф», «Блинофф», «Мир сумок», «Планета ногтей» и, прости-господи, «Империя мяса».
Убеждена, что самые оригинальные названия часто рождаются в условиях совершенно бытовых ситуаций. Горжусь своим домашним прозвищем, полученном случайно и прилипшем навсегда.
Барселона весной прекрасна! Избалованные солнцем неспешные испанцы вперемешку с галдящими группами китайских туристов бродят по Ла Рамбла, переводя дух в уличных кафешках стаканом-другим ледяной сангрии. Поддавшись всеобщей праздности, мы дни напролёт гуляли, забывая, порой, пообедать. Обходились перекусом и плотным поздним ужином.
Как правило, отели в Барселоне или вовсе не предлагают завтрака, или выдают скупой набор из чашки кофе в один глоток и крошечного круассана с хамоном. Для – во всех смыслах – больших любителей, почти профессионалов, вкусной нездоровой пищи – это несерьёзно. С целью приобщения к местной кухне мы присмотрели аутентичный гастробар в пяти минутах от гостиницы. По утрам за стойкой бара там без церемоний, прямо в сковородке, подавали пышную тортилью (омлет с кусочками картошки, лука и помидоров) и умопомрачительный жареный камамбер в ореховой крошке.
Опознав в обширном испаноязычном меню барабульку, я моментально дала отставку всем ресторанам со звездочками в гугл-картах. Ужинаем только здесь!
В парке Гауди и на горе Монджуик мы намотали километров пятнадцать и только к ночи приплелись в наш каталонский храм пищи. Есть хотелось нестерпимо! Внутри ресторана витал запах рыбных чудес, зазывно покачивались на крюках свиные окорока размером с меня и сыто галдел народ. На входе нас встретил пожилой подтянутый, энергичный каталонец с седой волной надо лбом, с прямой спиной («кочергу проглотил», – сразу припечатала я) и засаленной тетрадкой А4.
– Have you book a table? – строго спросил он у мужа.
– No, – отрезала вместо него я. Кроме «together» и «right now» муж в те годы по-английски не разумел ни буквы.
Я была полна уверенности, что двоих-то можно посадить без проблем в любое время. Ресторан по нашим меркам был огромен. Два зала с колоннами на первом этаже, внутренняя терраса для больших компаний (у нас это пафосно называется банкетом) и небольшое помещение upstairs с густо натыканными столиками, где едва умещалась пара тарелок и локтей. Туда нас в конечном итоге и проводил седовласый испанец с волнистой кочергой.
Не сразу. А значительно позже.
– Your name? – строго продолжал допрос распорядитель зала.
На его месте за тумбой у нас в стране и особенно на юге обычно красуется двадцатилетняя белокурая модель: капроновые ноги, отутюженные косы и кожаная папка. Хостес! А у них – вишь ты – бойкий пенсионер.
– Lana, – ответила я, не понимая, к чему все это. Клеится что ли? Так живой муж вот рядом стоит, ни слова не понимает.
Здесь нужно ненадолго перенестись во времени и пространстве и вспомнить студенческие годы. Волею судеб и программы обмена «Work & Travel», полгода я провела в тихом консервативном посёлке Бар-Харбор, штат Мэн. Том самом, что на границе с Канадой и что является родным королю ужасов Стивену Кингу. Местным лениво и несподручно (или несподзвучно) было называть меня неприлично длинным по их меркам именем. Когда в документах американцам видели Svetlana Bondarenko, глаза их выкатывались, как у мертвых героев соседа-писателя. Поэтому они окрестили меня на свой манер – sweet Lana Bond. Так и прилипло.
– Wait! – отрезал испанец и что-то быстро нацарапал в своей тетрадке. Он все делал быстро: писал, двигался, говорил. Не удивлюсь, если по выходным он гонял на мотоцикле или, на худой конец, на роликах. Он кивнул нам в сторону выхода и переключился на другого гостя.