Когда Анна входит в спальню, муж ее уже лежит. Она и боится, и желает, чтобы он опять заговорил с ней. Но он молчит, и вскоре ее мысли уже у другого: «она видела его и чувствовала, как ее сердце при этой мысли наполнялось волнением и преступною радостью» (с. 176). Автор принимает тут точку зрения Анны и не называет другого. Переход от одного к другому незаметен и предсказывает то смешение (между Алексеем Александровичем и Алексеем Кирилловичем), которое позже воплощается в один из кошмарных снов Анны[7]. Каренин скоро засыпает, но Анна «долго лежала неподвижно с открытыми глазами, блеск которых, ей казалось, она сама в темноте видела» (с. 176). «Горящие в темноте глаза» (которые опять вызывают ассоциацию с чем-то бесовским) – самое сильное выражение пылающего в Анне огня любви. Скоро после этого исполняется желание Вронского – он становится любовником Анны.
Но утоленная страсть не приносит Анне особенной радости. Она наполняется чувством «стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую жизнь» (с. 178). Со временем «радость» даже исчезает из отношений Анны с Вронским. У Анны начинают преобладать чувства стыда и виновности, которые, правда, уже появились в Москве после бала, но тогда были спрятаны глубоко «в мешок».
Время от времени глаза Анны еще зажигаются «знакомым ему [Вронскому] огнем» (ч. 2, гл. 23), и «тотчас же будто электрический ток пробежал по его телу» (ч. 3, гл. 22), но образ огня уже теряет свой приоритет. В их совместной жизни берет верх другой образ – образ металла.
«Английский роман», который Анна «разрезала» и читала в поезде, становится реальностью в том «романе», который переживают Анна и Вронский в имении Вронского Воздвиженское. Словно в романе, в имение приезжает невестка Анны, Долли Облонская, – в английской книге речь шла о «невестке леди Мери» (в роли леди Мери теперь выступает сама Анна).
Все, что она [Долли] видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь в своей комнате, все производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала еще в России и в деревне (ч. 6, гл. 19, т. 9: 214).
Знаменательно, что первый звук, который слышит Долли, подъезжая к усадьбе, – это металлический звон: бьют по косе, по железу:
Металлический, доносившийся от телеги звон отбоя по косе затих. Один из мужиков поднялся и пошел к коляске (ч. 6, гл. 17, т. 9: 206).
Металл будет преобладать и далее в организации усадебной жизни, как ее описывает Толстой. Есть у хозяев общее восхищение машинами.
Долли вскоре встречается с хозяевами и другими гостями, которые собираются кататься и смотреть, как работают недавно привезенные жатвенные машины. Машины станут потом также предметом разговора за столом. Ими особенно интересуется Анна:
– Ты видела когда-нибудь жатвенные машины? – обратилась она к Дарье Александровне. – Мы ездили смотреть, когда тебя встретили.
Я сама в первый раз видела.
– Как же они действуют? – спросила Долли.
– Совершенно как ножницы. Доска и много маленьких ножниц. Вот этак.
Анна взяла своими красивыми, белыми, покрытыми кольцами руками ножик и вилку и стала показывать (ч. 6, гл. 22, т. 9: 231).
Из разговора выясняется, что эти жатки только режут, но не могут вязать, – деталь, которая оказывается многозначительной в контексте романа.
Главным проектом Вронского, который уже тяготится деревенской праздностью, является постройка больницы. Анна, которая живо участвует в планировании, объясняет Долли, что «это памятник, который он оставит здесь» (с. 222). Стройка идет быстрыми темпами – хотя одно здание еще не совсем закончено, уже начато другое: