– Какой вы молодец, Володя! Таких прекрасных слов о любви я никогда и нигде не слышала!

Он вначале смущенно уставился в стол, затем обернулся ко мне:

– А ты деда все слушаешь, ходячие руины… – и весело рассмеялся.

– …Володенька, мой хороший, вот ты где! – раздался вдалеке мелодичный женский голос, и появилась Марина. Она подошла и, глядя во все глаза на тебя (как вы похожи!), шутливо укорила его:

– Ах, вот ты кому в любви признаешься?!

В ответ он, улыбаясь, встал перед ней на колени и патетически произнес:

– Это – признание тебе и только тебе! В каждой красивой женщине и вижу тебя и пою только для тебя!

Она нежно гладила его волосы, лоб, закрытые глаза. Наконец, ласково его отстранив, села рядом и, продолжая смотреть на тебя, нежным голосом сказала:

– Не часто у нас в глуши появляются гости из столиц, пойдемте, погуляем по саду!

Было видно, что Марина произвела на тебя большое впечатление, и ты с радостью согласилась. Стало тепло оттого, что ты, как бы спрашивая разрешения, посмотрела на меня. Я, конечно, был не против. Марина, признаюсь, поразила и меня, и мне захотелось позже об этом с тобой поговорить.

Оставшись со мной, Володя закурил, помолчал, а потом сказал, нахмурившись:

– В больницу Петрович угодил, давление подскочило. Так что давайте сегодня к нам. Поедите нормально, баню истопим.

Расставаться с яблоневым садом очень не хотелось, но выбора не было, и я согласился.

– А теперь, – глаза его заблестели, – давай по маленькой… – он достал алюминиевую фляжку и два небольших граненых стакана, плеснул из нее и протянул мне. Сделав глоток, я судорожно стал глотать воздух, как будто Володя сдавил меня за горло своей стальной ладонью. Он же спокойно выпил до конца, сделав резкий вдох и глядя с интересом на меня. Пришлось собрать волю в кулак, призвать на помощь все свои силы и допить… Не дыша смотрю в его смеющиеся глаза, внутри разливается – сверху вниз – огненная река. Издалека слышу голос деда:

Вот в чаше бессмертья вино, – выпей его!

Веселье в нем растворено, – выпей его!

Гортань, как огонь, обжигает, но горе смывает

Живою водою оно, – выпей его!

Володя жадно курит, молчит. Молчу и я, думаю, о чем бы с ним заговорить, на ум ничего не приходит.

– Еще по одной! – командует он, и мы пьем. Идет легче. Жуем яблоки. Он опять курит. Молчим, я уже не ищу тему для разговора – мысли вновь о тебе. Вот, с кем тебе лучше было бы идти – смотрю на него. Почему-то представляю себя куклой театра Карабаса-Барабаса: ”Пропала Мальвина, невеста моя…”. Пронзительно наслаждаюсь этим зрелищем…

– А она – ничего! – Володя внимательно смотрит на меня. – Я давно так не пел. Даже стали новые идеи приходить. – Потом, помолчав: – Похожа на мою Маришку.

Пьеро прыгает у меня перед глазами…

– Будь мужиком! – доносится до меня его сочувствующе-ироничный голос  – женщины любят сильных.

На мой немой вопрос отвечает:

– Не только и не столько физически. Хотя – и это важно. – Смотрит с гордостью на свои ладони. Вот, ты – сможешь ее защитить? – Горло стало сжимать… – Так, понял. А – в другом смысле?

Непонимающе смотрю на него. Он уже по-доброму ко мне расположен, улыбается:

– Давай, казак – за любовь! Я, например, песни пишу и пою, – спокойно продолжает он, – равных в деревне мне нет, да и там, – жест вдаль, – тоже, сколько бы ни старались. Гонят одну лабуду, ничего серьезного нет. Маринка это понимает, вот и любит меня. Я – один такой. А сколько таких как ты? Не обижайся – каждый встречный. – И, с выдохом, громко: – Так какого хера ей с тобой делать!.

Хочется его ударить. Он не обращает на меня никакого внимания: