Мысли кружились над ним стаями, такими же крылатыми, чёрными, как птицы смерти. Эти стервятники клевали его сердце и разрывали душу своими острыми когтями, и от нестерпимой боли молчаливые слёзы скорби катились по щекам Ананды.

– Да, я сирота, – сам себе мысленно сказал Ананда. – Есть, конечно, у меня ещё один отец, но знает ли он сам об этом? Ведь за всё время совместного пребывания в монастыре Мандыр-Сиддхи Оракул-Саду так ни разу и не обратился ко мне, как к сыну. Ни разу не поинтересовался моими чувствами, мыслями, ощущениями… Не порадовался он и моим успехам, не узнал о разочарованиях. Ему не интересно, какая дикая боль терзает сердце его сына…

В этих думах Ананда, возглавляющий отряд монахов и следующий впереди этой колонны, оглянулся назад, чтобы бегло посмотреть на своего отца, на Оракула-Саду. Беглого взгляда не получилось, так как замыкающий отряд Оракул-Саду остановился, и их глаза впервые за много лет встретились, крепко сцепившись взглядами. Впервые за десять лет отец и сын, знающие о существовании друг друга, посмотрели друг другу в глаза. Монахи так же остановились и, глядя на них, ждали, и не мешали им, не нарушали этой тишины, понимая, что идёт некая телепатическая беседа. С минуту отец и сын смотрели друг на друга молча, а потом Ананда развернулся и продолжил путь, погружённый в свои далеко не весёлые думы.