– О, давайте сейчас поговорим о чем-нибудь другом, – воскликнул Азиз. – Мне хотелось бы жить здесь. Вы только посмотрите, как хороша эта комната! Давайте вместе немного ею повосхищаемся. Смотрите, какие плавные линии в основании оконных проемов! Какое невероятное изящество! Это архитектура Вопроса и Ответа. Миссис Мур, здесь вы – в Индии, и я нисколько не шучу.

Комната воспламенила Азиза. На самом деле дом представлял собой бывший зал приемов, построенный в восемнадцатом веке для какого-то высокопоставленного чиновника, и, хотя был деревянным, чем-то напоминал Филдингу флорентийскую Лоджию Ланци. К залу с обеих сторон примыкали небольшие комнатки, переделанные в европейском стиле, однако в центральном холле на стенах не было обоев, а в окнах – стекол. Сидя в холле, человек оказывался на виду у всех, словно экспонат выставки – на виду у садовника, покрикивавшего на птиц, на виду у мужчины, арендовавшего бассейн для разведения чертова ореха. Еще один человек выращивал манго. Двор был открыт, и зайти в него мог неизвестно кто, поэтому слуги Филдинга круглосуточно сидели на ступенях, своим видом отпугивая воров. Да, дом был хорош, и этот англичанин его не испортил, хотя Азиз – в припадке западничества – пожалуй, повесил бы на стены пару картин Мод Гудман. Тем не менее не было никаких сомнений в том, кому принадлежала эта комната…

– Здесь я творю справедливость. Ко мне приходит бедная вдова, и я даю ей пятьдесят рупий, другому бедняку – сто, и так далее и так далее. Мне бы хотелось так.

Миссис Мур улыбнулась, вспомнив о современной справедливости, воплощенной в лице ее сына.

– Боюсь, что рупии когда-нибудь закончатся, – сказала она.

– Мои? Никогда. Бог даст мне больше рупий, если увидит, как охотно я их раздаю. Давать надо всегда, как Наваб Бахадур. Мой отец всегда так поступал и поэтому умер бедняком.

Обведя комнату широким жестом, он мгновенно населил ее толпой клерков и чиновников – благодушных и добрых, ибо все они жили давным-давно и уже умерли.

– Мы должны сидеть здесь и давать, давать, давать. И сидеть мы должны на ковре, а не на стульях – очень большая и важная разница, и, самое главное, я уверен, что никого нельзя наказывать.

Дамы с готовностью согласились.

– Несчастному преступнику надо дать шанс. Тюрьма делает человека хуже, развращает и портит его. – Лицо Азиза осветилось неподдельной нежностью – нежностью человека, неспособного к администрации и неспособного понять, что, если несчастного преступника безнаказанно отпустить на волю, то он немедленно ограбит следующую бедную вдову. Азиз был нежен ко всем, если не считать нескольких врагов семьи, каковых он просто не считал людьми; к ним он пылал жаждой мести. Нежность же его распространялась даже на англичан; в глубине души он сознавал, что на самом деле они не такие холодные и чужие и не захлестнули его страну подобно ледяному потоку.

– Мы никого не станем наказывать, – с воодушевлением продолжал Азиз, – а вечером устроим пышный банкет с эротическими танцами и красивыми девушками. Они будут расхаживать по краю бассейна с яркими факелами в руках. Все будут праздновать и радоваться до утра, а потом мы снова примемся за суд – пятьдесят рупий, сто рупий, тысячу рупий – и так до тех пор, пока не наступит всеобщий мир и благоденствие. Ах, и почему нам не выпало жить в те времена? Но почему вы не восхищаетесь домом мистера Филдинга? Посмотрите же на эти синие колонны, посмотрите на веранды, на павильоны – кажется, вы так их называете? – они тоже изнутри небесной синевы. Взгляните на резьбу, подумайте, какого труда она стоила. Крыши сделаны под бамбук. Как это красиво, а рядом по краям пруда гнется под ветром настоящий бамбук. Миссис Мур, миссис Мур!