– А ведь за то, что он разбился, придётся отвечать, глядишь, и в звании понизят, – пронеслась в голове мысль. Но тотчас же её сменила другая: – А денег-то, денег сколько! С такими деньгами можно хоть и всю жизнь в лейтенантах проходить. А что?

Можно и машину, а можно даже и квартирку себе позволить кооперативную. Почему нет? Да только кто же мне позволит денежками этими порулить? Всеми – точно нет! А немножко если? Хотя, почему немножко? Воровать – так миллион! Ну, или сколько там будет, если я половину отмету? А куда прятать?

Рассовать такую прорву деньжищ по карманам было нереально. Кеша проворно сбросил с себя курточку и через голову стянул майку. Завязал низ узлом и в получившийся мешок начал судорожно бросать пачки денег. Следовало поторопиться, чтобы не быть застигнутым на месте преступления. Бросив в майку два десятка пачек, он подумал, и добавил ещё пяток. Затем завязал горловину майки так, что получился вполне компактный, увесистый узелок, набросил на себя курточку, вложил ручки ставшего гораздо легче пакета в руку мертвеца и побежал прочь.

В голове так некстати всё время билась фраза из чьего-то школьного сочинения: “Дубровский сношался с Машенькой через дупло”. Ах, если бы отыскать где-нибудь поблизости хотя бы самое захудалое дупло! Но как его найдёшь в кромешной тьме? Именно из-за неё он и не заметил канализационного люка, которые, как всем известно, наши коммунальщики всё время норовят устроить в самых неподходящих местах. Но, споткнувшись и ещё только падая на землю с вытянутыми вперёд руками, он уже знал, где спрячет свой узелок с деньгами…

Понедельник

Несмотря на яркое, сентябрьское солнце, заливавшее своим светом кабинет Председателя, там было довольно прохладно. Москва уже постепенно отходила от натиска жары, которая так изматывает жителей столицы каждое лето.

Хозяин кабинета устроился в неглубоком кресле сбоку от огромного, Т-образного стола, там, где на невысоком журнальном столике теснились несколько телефонов и стояла бутылка с минералкой. Понедельник начался с плохих новостей, поэтому и настроение у него было соответствующее.

Долив в стакан очередную порцию и поморщившись (замучила изжога), он по интеркому связался с секретаршей:

– Соня, Баринова ко мне.

– Сию минуту, Иннокентий Владиславович.

– Вот именно: минуту, а не десять, как в прошлый раз, – ворчливо пробурчал хозяин кабинета и отключил связь.

Председатель Правления банка "Северный", генерал КГБ в отставке Иннокентий Владиславович Порохов, очень не любил, когда подчинённые ему сотрудники банка задерживались после его вызова. Сказывались годы работы в организации, где беспрекословное подчинение и готовность тотчас явиться по вызову начальства, были непременным условием службы.

Однако здесь, в банке, всё обстояло несколько иначе: всё ж таки гражданка, не армия и уж тем более не Комитет. Но привычка осталась, подчинённые нередко получали нагоняй от Председателя, правда, не особенно обижались. Понимали, что комитетчик, он и до самой смерти останется комитетчиком, пусть даже в костюме от Гуччи и с престижным Лонжином на руке.

Единственным, кто получал поблажки от Председателя, был его референт, Костя Баринов. Естественно, имел он и отчество, но Порохов, общаясь с ним наедине, звал Костю только по имени, а в присутствии посторонних обходился фамилией.

Такая фамильярность объяснялась просто: Баринов, кроме официальных обязанностей, выполнял иногда и очень деликатные поручения председателя, причём до сих пор делал это достаточно умело. Что позволяло ему не торопиться на зов шефа так, как другим сотрудникам банка. Но в этот раз Костя появился в кабинете достаточно быстро.