Начинать разговор было трудно, несмотря на выпитое. Никак не находилось нужных слов. Хозяин пробовал зайти то с одной, то с другой стороны, но всё не мог подобраться к сути своего предложения. Гостю такое словоблудие стало надоедать, и, поэтому, он спросил напрямик:

– Иннокентий Владиславович, кончай мне яйца крутить. Говори прямо, чего задумал?

– Не могу я спокойно на нынешних нуворишей смотреть, – наконец решился Порохов. – Воруют и воруют, уже всё в стране растащили. Обидно!

– За державу обидно? – усмехнулся Соковнин.

– За себя, Иван Петрович, за себя обидно! Тут, упираешься, как ломовая лошадь, лямку тянешь изо дня в день, получаешь жалкие гроши, а посмотри на этих! И лимузины у них, и виллы на Лазурном берегу, у кого-то даже самолёты личные!

– Так чего ты хочешь? Ты, лично?

– То же самое хочу. И виллу хочу, и самолёт, может быть…

– Эк ты, куда хватил: на это денег немеряно нужно…

– Так вот, Иван Петрович, задумал я и себе денег срубить и, заодно, друзьям помочь, из тех, кто ближе естественно. – С этими словами хозяин пристально глянул на гостя.

Соковнин пока не выглядел заинтересованным. Со скучающим видом он смотрел, как в камине пляшут редкие язычки пламени. Чувствовалось, что относительная беспредметность, нет, скорее – общность обсуждаемого вопроса, нагоняет на него скуку. Председатель мучительно искал, но пока не находил правильных слов.

– Так чего ты от меня хочешь, конкретно, а?

– Хочу я, Иван Петрович, куш большой сорвать. Годы мои уже не те, чтобы штаны по кабинетам просиживать. Решил я попробовать кредит взять без отдачи. Посмотри: сейчас только глупый свои долги отдаёт.

– Зато те, кто не отдаёт, долго не живут, – резонно заметил Соковнин.

– Правильно! Потому, что жадные. Делиться с кем надо не хотят.

– А с кем же делиться надо, если не секрет? – гость смотрел на Порохова со всё возрастающим интересом.

– А вот, хотя бы и с тобой. – Порохов с вызовом посмотрел прямо в глаза гостю. И, уже не таясь, добавил: – За поддержку правительственную, за гарантии по возвращению кредита.

– За крышу, значит? А ты не в курсе, разве, Иннокентий, сколько Россия должна Международному Валютному Фонду, да и другим инвесторам за предыдущие кредиты? И ты просишь правительственных гарантий на кредит, который и возвращать не собираешься?! – в голосе гостя зазвучало неподдельное негодование.

– Так, порастащили ведь, те кредиты в разные стороны! А ты, Иван Петрович, вот ты, конкретно, с тех кредитов хоть что-нибудь поимел? А? Может, жить стал лучше? – И без того тихий голос Председателя перешёл почти на шёпот. – А вот они, – он кивнул куда-то вверх, – жируют сейчас за наш с тобой счёт.

Соковнин сделал большой глоток виски, повращал немного стакан, так что льдинки зазвенели о стенки, снова отпил, и посмотрел на хозяина. Если Порохов не шутил, а он, похоже, говорил серьёзно, то появлялась отличная возможность добавить к уже накопленным сбережениям ещё немного себе на старость, а внукам на приличное образование.

– А ты отдаёшь себе отчёт, в том, что говоришь, Иннокентий Владиславович? И с кем говоришь? – Глаза его в упор смотрели на Председателя. – Ведь, согласись я сейчас на твоё предложение, пути назад для тебя будут отрезаны. Этот поезд, на который ты сесть норовишь, несётся без остановки. И только в одну сторону. Захочешь сойти – так только на рельсы и под колёса, другого варианта не будет. Ты действительно хочешь этого?

– Хочу, – решительно ответил Иннокентий Владиславович севшим от волнения голосом.

– Смотри, не дай слабину потом. В дело войдут такие люди, которые ни ошибок, ни слабости, ни, тем более – предательства не простят, запомни это.