Пробравшись кое как из ограды, между рядов убогих и нищих, мы скоро добрели до европейского квартала и остались просто очарованы этою частью города; улицы разбиты здесь неправильно и вместе с тем красиво пересекаются под различными углами; дома более или менее кубической формы, чисто выкрашены и красуются своими крытыми балконами во вьющейся зелени, и своими зелеными ставнями с жалюзи на окнах, за железными решетками самых разнообразных рисунков. Каждый такой дом непременно украшен массивною дверью, окованною железом, с огромными бронзовыми ручками и молотком вместо звонка. В эту постоянно растворенную дверь виден выложенный мрамором коридор с диванами по стенам, а за ним открытый двор, и внутри его непременно садик, окруженный колоннадою; посреди садика бьет из прозрачного бассейна, выложенного мрамором, жемчужный фонтан, и освежительно кропит своими брызгами яркопестрые группы цветов и широкие лапчатые листья растений и дерев тропической флоры. Размеры домов и садиков, конечно, зависят от достатков хозяев. Некоторые дома отделаны довольно роскошно, но садик с фонтаном, мозаиковый в коридоре пол и чистота, как внутри двора, так и на улице, являются отличительными чертами европейского квартала Смирны.
Мы долго бродили по этим прелестным уголкам, любуясь типичными головками, с удивлением глядевшими на нас с порогов и из-за зелени садиков, потому что мы, надо сознаться, довольно-таки бесцеремонно, в качестве туристов, останавливались и заглядывали в их обиталища. Нужно заметить, что в Смирне, после пяти часов и до заката солнца, все европейские женщины выходят посидеть на улицу в своих растворенных дверях, потому-то и мы имели случай видеть обитательниц Смирны, и можем засвидетельствовать, что между ними есть много истинных красавиц.
Из некоторых окон неслись звуки роялей; в одном доме, помню, играли в четыре руки увертюру из «Фенеллы», в другом кто-то пел «Casta diva», из «Нормы»; мы, было, заглянули в окно с белыми занавесками, и увидели очень чисто убранную гостиную с большими диванами, но голос раздавался из смежной комнаты… Между тем солнце уже скрылось за горами, и нам надо было спешить как можно скорее выбраться на главную улицу, которая идет параллельно с набережной. Помню, как проходя мимо католического монастыря, оба мы разом споткнулись и чуть не шлепнулись, заглядевшись на несколько чернокудрых головок, высунувшихся из одного окна, – каковым неожиданным пассажем возбудили в молодых девушках самый веселый смех; выйдя на берег, близ ветряной мельницы, завернули мы еще в общественный сад Белла-Виста, прохладные аллеи которого вечно скрыты от солнечных лучей непроницаемою зеленью померанцевых и лимонных деревьев. Из Белла-Виста открывается прекрасный вид на рейд и на море. Наконец, уже при свете зажигавшихся фонарей, дошли мы до Кафе-Паоло, прыгнули в лодку и поплыли к своему «Владимиру», обливаемые серебристым блеском луны, которая отражалась в море и сверкала в водяных брызгах, звучно срывавшихся с наших весел.
Мало-помалу собрались на пароход и остальные наши туристы; мы весело пообедали, передавая друг другу впечатления, вынесенные из города; послеобеденный кофе принесли нам уже на верхнюю палубу, куда все мы высыпали, спеша вдосталь надышаться ароматною прохладой ночного воздуха. На прозрачном и полусветлом фоне неба, сплошным силуэтом, очерчивались горы, охватывавшие бухту, и выделялись темные контуры пароходов и судов. Вдоль набережной, словно нитка светящегося ожерелья, блистали огоньки газовых фонарей. Из города слегка доносился связный гул людского говора и стук повозок, прерываемый изредка боем часов на башне.