Сименко говорил отрывисто и громко, с раздражением убежденного в своей правоте человека, которого не хотят понять. А Верещагин и не собирался спорить. Он хотел поскорее уехать домой к жене и наконец попросить ее не давать ему на ужин пакетики с китайской или японской едой.

– … Стал бы я здесь почти месяц валяться, кабы здоровым был! – не успокаивался Сименко. – Мне и без инфаркта очень хреново было… Сейчас конец года, надо бабки подбивать, а потом уж мы с тобой расслабимся…

Эдуард Борисович похлопал Алексея по плечу.

– Мы с тобой, зятек, такой корпоративчик устроим! Деньги теперь есть. А самое главное – никаких долгов! Завтра я выпишусь, буду приезжать сюда только на процедуры, а послезавтра жди меня на работе… Нет, лучше я выйду с понедельника.

Верещагин спешил домой и в очередной раз думал о тесте. Что он за человек? Плохой или хороший – не разобрать. Вроде не подлый, но безалаберный и безответственный на все сто процентов, готов обещать все, что угодно, а потом забыть о данном слове. Но открытый и приветливый, доверчивый и смешливый. Он даже жене изменяет с собственной секретаршей не потому, что ему очень нравится Кристина, а потому лишь, что считает – это полагается делать по статусу. Ему хочется казаться крупным бизнесменом, а крупному бизнесмену позволительно все: слабости таких людей лишь продолжение их достоинств.

В понедельник Сименко и в самом деле появился в офисе. Зашел в кабинет, посмотрел себе под ноги, потом на стены.

– Так-то лучше, – признал он. – А то устроили здесь цирк. «Чаша, которую держит рука, грудь красавицы или щека»… Тьфу, даже вспомнить противно. Но ведь сработало!

Алексей уступил ему кресло. Эдуард Борисович опустился в него, потом подпрыгнул на месте два раза, словно проверяя, изменилось здесь что-то или нет. Выдвинул ящик стола, заглянул в него. Потом нажал кнопку селектора.

– Кристина, принеси-ка нам чайку.

Посмотрел на зятя.

– Тебе такой же кабинет с приемной подыщем. Бухгалтерию переселим: у них как раз две смежных комнаты – в одной твоя приемная будет, а во второй твой кабинет. Заведешь себе секретаршу… Тебе положено теперь.

– Не нужна мне секретарша, – попытался отказаться Верещагин, – ко мне посетители приходят крайне редко, да и то без предварительной записи.

– Вот это не дело! Надо, чтобы все было, как у людей. Хочешь или нет, но секретарша тебе нужна. Если честно, я тут с одной уже договорился: она в больнице секретарем главврача работала. Такая, я тебе скажу…

Верещагин покачал головой, но тестя это не остановило.

– Вот только не спорь! – продолжал наседать тот. – Она уже уволилась с прежнего места. Куда ее девать теперь?

Эдуард Борисович задумался, и вдруг его осенило.

– Назначу Юльку офис-менеджером. Денег на это найдем. Главное, долгов уже нет…

Ночью Регина спросила:

– Ты не обиделся, что я твою фамилию не взяла? Просто привыкла быть Маневич. И потом, все документы менять не надо – паспорт, диплом, водительское удостоверение… А то была бы такая морока! Кстати, что обозначает твоя фамилия? Это производное от слова «верещать»?

– Не знаю, – сказал Алексей.

– Был такой композитор известный, – вспомнила Регина.

– Художник, – поправил жену Леша. – И не просто известный, а очень талантливый и смелый. Воевал в Туркестане, Георгиевским крестом награжден. Потом на войну с Японией отправился. Погиб вместе с адмиралом Макаровым. Крейсер, на котором они шли, подорвался на японской мине и быстро затонул. Василий Васильевич Верещагин родной брат моего прапрапрадеда. А тот был знаменитым сыроделом и прославился тем, что придумал новый способ производства масла, получив за это медаль Парижской выставки. Масло потом стало самым популярным в России и называлось парижским, но во всей Европе оно было известно как петербургское и считалось лучшим. После революции название изменили: оно стало называться и до сих пор называется вологодским. Тогда почему-то многие наименования решили поменять: популярную до революции марку пива из «Венского» перекрестили в «Жигулевское», то, что теперь именуется докторской колбасой, раньше было… Ты спишь?