Подвигаясь вдоль стен, от семи башен к заливу, встречаешь еще заключенные ворота и недалеко от них Силиврийские, или врата Источника, ибо ими выходят греки на знаменитый святостью водоем, принадлежавший разоренному ныне монастырю. Далее стоят Меландисийские ворота, по-турецки Мевлихане, которые более других уцелели и еще сохранили латинскую надпись о возобновлении стен Константинополя по воле Феодосия в краткий срок двух месяцев. На самой средине стен, в равном расстоянии от моря и залива, возвышались некогда две огромные башни Св. Романа, крепчайшая из всех твердынь столицы и разрушенные каменными ядрами огромной пушки султана, который поставил против них шатры свои. Здесь был жесточайший отпор: Магомет из стана, Константин с башен Св. Романа, достойные друг друга, долго оживляли здесь борьбу, доколе не ударил последний час Византии. Врата сии приняли название пушки, и на остатках сих башен положены стенобитные ядра. Как изувеченный ратник, стоят они на поле битвы, гордясь ранами, которых слава неисцелима.

Отселе и до залива еще двое ворот: Адрианопольские (некогда Полиандрийские) и древние врата Харсис, или Эримли (угольные); они находятся в той части стен, которая, выдавшись из прямого их направления, объемлет развалины знаменитых чертогов Влахерны, стоявших с семибашенным замком и дворцом Августов на трех краях треугольной столицы.

Между двумя последними вратами существуют еще четыре стены малого дворца Палеологов. Здание сие, почти одно уцелевшее из древних чертогов Царь-града, величественной простотою напоминает лучшие века зодчества греческого; сооружение его приписывают Великому Константину, а называют Велисариевым домом, подобно как и другие остатки, которых затеряна память. Их осеняют именами святого царя и воинственного слепца, как будто бы слава сих имен может оградить падающие здания от последних ударов времени и Оттоманов.

Подле самого дворца видны уничтоженные ворота Бесплотных; близ них находился тот знаменитый и гибельный тайник, от которого пала Византия. Закладенный ныне и, по суеверному мнению мусульман, предопределенный для вторжения русских в их столицу, он и тогда был заделан, по преданию, народному, которое заранее на него указывало, как на первую стезю турок во внутренность града. Случай странный! Какая непостижимая сила влагает в сердца народов предчувствие их славы или падения, к которым слепо они стремятся через целые столетия мрака или блеска, как к неизбежной мете, где должно сбыться то, что они сами себе судили? Кто внушил римлянам вечность их Капитолия и сею непоколебимой верой сделал их владыками мира? Кто внушил некогда византийцам, а ныне оттоманам мысль о близкой гибели и назвал обом их сокрушителей до часа падения? Во время последней осады Царьграда, когда близость неприятелей не позволяла грекам свободно отворять ворота крепости для вылазок, некоторые из старцев нечаянно напомнили Константину о роковом тайнике и тем погубили столицу.

Последняя, грозная ночь взошла над Царьградом. Ни откуда нельзя было ожидать спасения; обрушены были стены, сломлены башни: двойное нападение готовилось с земли и залива, а для защиты столь обширной столицы собралось только пять тысяч ратников. Остальная толпа малодушных, если только можно так называть народ, который Провидение поразило ужасом, смертию духовною, чтобы исторгнуть из рук его расслабленную державу и передать другому, – толпа сия теснилась вокруг Св. Софии, опустевшей со времени соединения во Флоренции двух вероисповеданий, греческого и латинского; в последний раз она наполнилась тогда христианами, но для их гибели. На стогнах раздавались вопли жен и детей, и от времени до времени всеобщая тишина немого отчаяния еще большим ужасом наполняла город, как бы отживший. Последний император, последний Константин, равно достойный имени и сана, ожидая с рассветом приступа и падения, удалился для краткого отдыха во дворец Влахерны. Там причащением Св. Таин приготовив себя к потере венца земного, он пошел еще доцарствовать с мечом на обрушенные стены, которых пространство разделил между своею малочисленною дружиною, доверив венецианцам укрепления залива, великому князю Нотаре-твердыни от семи башен до Св. Романа и по преимуществу сана избрав себе самую опасную часть их – от Св. Романа до Влахерн.