Новые, тяжкие прощания ожидали меня в Бургасе, но уже сердце мое стало привыкать к ним по частому повторению сего горького чувства; на меня уже смотрели, как на человека, совершенно чуждого обществу, который навсегда его оставляет, и связи дружественные охладели; заблаговременно почувствовал я свое одиночество. Скрепясь духом отплыл я в половине декабря к Бургасу на знаменитом бриге «Меркурии», снискавшем вечную себе славу, и перешел на адмиральский корабль «Пармен», стоявший вместе с эскадрою нашего флота в заливе Сизополя.

Там, найдя на рейде австрийское судно, идущее в Константинополь, я ожидал только попутного ветра; но сильные непогоды свирепствовали на Черном море, метели и туманы застилали горизонт, и в течение двух недель не было пути ни к Царьграду, ни к Одессе, хотя сии два направления требовали совершенно противных ветров. Некоторые из генералов наших, которые отплыли из Бургаса в Одессу еще в исходе ноября и начале декабря, возвратились опять в залив Сизополя, претерпев страшные непогоды и опасность, ибо их паруса замерзали и люди не в силах были от холода управлять снастями. Несколько подобных путников, жаждавших земли отечества, собрались на эскадре, где находили утешение в радушном гостеприимстве контрадмирала Скаловского и его офицеров, и таким образом вместе встретили мы праздник на судах.

В сие время военный корабль, на котором я находился, получил повеление идти в Царьград, дабы привести обратно чрезвычайного посланника графа Орлова, отправившегося в сию столицу в день выхода нашего из Адрианополя; я воспользовался благоприятным случаем. Накануне нового года тронулся корабль, но, несмотря на малое расстояние от Бургаса до Боспора, медленно было наше плавание; совершенное безветрие заменило сильные непогоды, и при густом тумане трудно было проникнуть в тесное устье пролива, чрезвычайно опасное, потому что другой обманчивый пролив подле настоящего увлекает иногда на отмели неопытных плавателей. Наконец, вечером на шестой день достигли мы желаемой цели.

Царьград

Гордо взошел в устье Боспора восьмидесятипушечный корабль «Пармен» в торжественный час, когда внутри его совершалась вечерня Богоявленского сочельника. От времени до времени громкая музыка раздавалась на палубе, скликая к берегам Азии и Европы любопытную толпу мусульман. Удивленные сим новым для них зрелищем, они выбегали из многочисленных замков поморья, между которыми величественно развевался военный флаг наш. В живописном селении Буюкдере, против посольского дворца, стал на якоре корабль и был приветствован залпом орудий балтийского фрегата «Княгиня Лович». Для сердца русского лестно было видеть соединение судов, пришедших от двух краев России, перед оттоманскою столицею.

На следующее утро продолжал я на катере путь к Царьграду. Что может быть очаровательнее живописных картин, постепенно развивающихся по обеим сторонам тесного пролива? Берега его, хотя посреди зимы, покрыты были зеленью, которая странно поражала взоры после снежных вьюг Черного моря, и кипарисовые рощи, заменяющие в сем благотворном климате наши мрачные сосны и ели, не позволяли путнику при ясном небе распознать времени года. Из-за изгибов пролива, как бы из-под завесы, беспрестанно выдвигались новые виды: то слободы и веселые мызы именитых турок и фанариотов, или их живописные кладбища; то древние башни замков Азии и Европы, которыми оковал Магомет боспорские воды. Берега Анатолии более украшены природою, рука человеческая виднее на берегах румелийских; но те и другие мелькали восхищенным взорам, как бы исторгаясь из волн по манию волшебного жезла, мало-помалу приготовляющего странника к великолепнейшему зрелищу в мире – Царьграду!