Арсений, привыкший видеть церковь православную во всем ее блеске в столице русской, при царе Алексии, когда отечество наше уже отдохнуло от всех долговременных крамол, его потрясавших, и посланный единственно для наблюдения и сравнения чина церковного русского с греческим, слишком строго судил иногда недостатки и беспорядки, вкравшиеся от ига турецкого в наружные обряды. Через 180 лет они и на меня, позднейшего поклонника, произвели столь же неприятное впечатление и ввели в то же искушение; однако же мы оба должны бы сознать себя виновными, если бы, отклонясь на время от наружных недостатков, более углубились в чистоту догматов веры и в неколебимость всех постановлений церковных, которые свято соблюли восточные православные церкви в течение стольких веков рабства, а в Иерусалиме особенно, посреди смешения различных исповеданий, заключенных в одном Храме. Приятно на расстоянии двух столетий двукратно сличать церковь благоденствующую российскую с церковью бедствующею греческою и оба раза убеждаться, что одна в своем величии, другая в убожестве сохранили неразрывный между собою союз, основанный на совершенном единстве духа и на совершенном сходстве постановлений.

В бытность Арсения даже посреди тяжкого положения иерусалимской церкви преимущество греческого патриарха над главами прочих исповеданий было весьма заметно во всех случаях, когда они сходились по обстоятельствам политическим. Так, патриарх Паисий, пригласив к себе на трапезу власти армянские, в числе коих был даже и главный католикос Ечмиадзинский Филипп с двумя наместниками иерусалимским и антиохийским, послал только для встречи их священников и ввел прямо в свои покои; когда же впоследствии католикос армянский пригласил Паисия к себе в обитель, то он встретил его сам во вратах, наместники умывали ему ноги посреди церкви, а все духовенство подходило к руке. Самые франки, мало сообщительные, в то время как патриарх Паисий, празднуя Рождество в Вифлееме, хотел посетить их церковь, встретили его торжественно и поставили на первом месте, но входные молитвы велел он петь своим старцам. Бесчиние полудиких арабов, оскорблявшее меня на Страстной неделе в Иерусалиме, поразило и Арсения в Вифлееме и в Святом Граде, и он скорбел о том, подобно мне, с духовенством греческим.

Относительно возжжения Святого огня Арсений рассказывает весьма чистосердечно все обстоятельства, предшествовавшие оному: каким образом рассеялся сперва слух в народе, что многие лампады засветились сами собою в церкви, когда это было только отражением на них лучей солнца, проникавшего из купола, и что перед настоящим возжжением Святого огня внутри часовни Гроба патриарх Паисий велел погасить все огни в церкви и после торжественного шествия около собора, взойдя один внутрь гроба, по долгой молитве, вынес оттоле к народу в обеих руках свечи, возжженные Святым огнем; сие правдивое описание совершенно сходно с тем, что я сам видел в Великую субботу.

Все размеры святилищ палестинских и местность Святой Земли описаны им с чрезвычайной подробностью, но я здесь обращаю внимание только на некоторые места, дабы тем пополнить недостатки собственного моего описания; Арсений, говоря о устроении царицею Еленою Храма Св. Воскресения, пишет: «Повеле гору (Голгофу) сечь камень и опусти низко, дабы помост церковный ровен и кругол был, идеже та церковь хощет основана быти, а самое место, на нем же крест Христов стоял и прочие два, то повеле недвижимо оставити и не вредити ничем ни мало, а токмо гору меж их и около их повеле высечь камень, и на том месте повеле основати церковь; а гроб Христов и самая Голгофа, идеже животворящий крест стоял, стали внутрь церкви недвижимы ничем, но токмо промеж их и около их гора вся высечена, колико требует место величеством под основание церковное, и повели царица учинити гроб Христов на образец гроба сына Давидова Авесалома, иже и ныне стоит вне града в юдоли плачевной». Таким образом, Арсений, как видно, предполагал, что гробовой покой Спасителя находился не в отдельном утесе, но сбоку, в самой скале Голгофы