Я не спеша ехал по дороге, вдоль забора рынка. Краем глаза заметил какое-то движение в узком проулке и тотчас «Ленд Ровер» потряс удар. Машину повернуло, я затормозил. Черный «БМВ» вмял мне задний бампер и крыло над колесом. Из машины выскочил и подбежал ко мне подросток, размахивая руками что-то кричал, дергал за ручку двери. Я опустил стекло: – вместе с сильным запахом алкоголя в салон полезли матерная брань, угрозы, предсказания наказания. Дав ему выговориться, спросил, сам ли он вызовет дорожную полицию или мне позвонить? Он пообещал людей, после которых мне нужна будет не полиция, а кладбищенские гробокопатели. Закрыл окно, решил не выходить из машины и вызвал полицию.

Однако появилась не полиция.

Торжественным выездом средневекового феодала подъехали белое купе «Мерседес» и огромный черный внедорожник «Линкольн» с надписью «Частное охранное предприятие «Вера и честь». На обочину вышли белолицые, светловолосые, коротко подстриженные парни в черных брюках и футболках, в белоснежных портупеях под пистолеты, округлые, словно накаченные воздухом манекены. Из «Мерседеса» ко мне подошел высокий мужчина в белоснежном костюме и черной рубашке с расстегнутым воротом, в котором в седых волосах искрил бриллиантами золотой крест, звонко постучал крупным зеленым камнем массивного золотого кольца. Запереться значило показать, что я боюсь, признаю себя слабейшим. С такого рода людьми это непозволительно и я вышел.

– Значит так. Мальчик, который въехал в тебя, – мой сын. А я – хозяин. Хочу чтобы ты это сразу понял, москвич. Глава района – мой человек, ты вот заправился – на моей заправке, купил жвачку – в моем магазине, потому что управляющий никогда бы не открылся, никогда бы не получил землю в аренду, не оформил согласований, не подключился к электричеству и канализации, кстати и водичку ты пьешь, которую разливают на паях со мной, потому что здесь даже дырку в земле без меня не сделать, толчок не поставить. Мы с тобой на дороге, которую проложил сельсовет для меня, потому что мне нужен подъезд к моему рынку, мой парень помял тебе крыло, а оформлять приедет руководитель районного ГИБДД, потому что он начальник с моей просьбы, и к мировому ты пойдешь моему, точнее к его тетке – моей сестре. К чему говорю. Ты не бойся, москвич, тебя не тронут, – наверно, – но тебе надо исчезнуть. Ты должен понимать, что авария приключилась напротив рынка, людишки видели, как ты врезался в моего парнишку, потому что они мои арендаторы. Извини, москвич, ничего личного.

Я чувствовал себя резиновой игрушкой, брошенной бойцовской собаке, которая играется, – пока; чувствовал бродягой, которого травят псари на боярском подворье за то, что нарушил границу поместья.

Я взволнованно думал, как грамотно отказать. Во-первых, уехать – совершить правонарушение – дать джокера в его расклад и без того полный козырей. Во-вторых, работая с такими предпринимателями, знал, что сразу принять условия, значит показать слабость, – так волк, почуяв раненое животное, будет гнать, пока не убьет, – в моем случае, пусть и с ничтожной вероятностью, все может закончиться неопознанным трупом в лесном пруду.

Потому ответил с улыбкой, что и охрана в черном внедорожнике, наверняка работает в предприятии, которое ему принадлежит (чтоб показать, что я понял его силу и свою ситуацию, но не напуган), и претензий к его сыну за мятое крыло не имею, но хотел бы, чтоб его полицейский (повторить, что вижу его власть) оформил происшествие как должно по закону.

– Закон здесь мой. Вижу москвич, не хочешь ты по-хорошему расстаться, будет тебе по-плохому, – сказал он глухо.