Должен сознаться перед вами в одном своем грешке. Я припомнил о своем ремесле вора, уготованном мне папашей, но, к моей чести, это случилось всего только раз. Впоследствии я если и брал чужое, то это были города, куда входила моя армия, армия Черного Властелина. По мелочи я крал в последний раз. Произошло это в первом же попавшемся мне на пути поселении. Это была та самая деревенька, которую я наблюдал еще в детстве, когда парил в небесах на бревне. Я сделался конокрадом. Прокрался в стойло и отвязал единственное хилое животное, которое там было. Лошадь испуганно попятилась от меня, но я сумел ее успокоить, нашептывая ей в уши заученные с детства слова, помогающие укрощать некоторые виды полуразумных живых существ.

На худой, очень старой кляче я проделал недолгий путь до первого же большого города. Там я сбыл лошадку толстомордому мерзавцу в засаленном фартуке, который держал городские конюшни и возглавлял службу городских перевозок. Теперь руки мои были чисты, и совесть покойна. Я стал колдуном с покойной совестью.

В общество надо вкрасться, как чума, или врезаться, как пушечное ядро. Смотрите на людей как на лошадей, которых надо загонять и менять на станциях… А женщин представляйте сосудом наслаждения, и только…

Оноре де Бальзак.

На вырученные от продажи жалкой клячи деньги я собирался как можно комфортное устроиться на ночлег. Должно было хватить и на скромный ужин.

Как только я осмотрелся в городе и понял, что вокруг полно пышнотелых красоток и местечек, где подают светлый эль, меня мгновенно охватила сильнейшая эйфория. Я окунулся в нее, как в озеро с чистой родниковой водой…

Я, конечно, ожидал погони и смутно сознавал, что ведьмы довольно легко могут меня найти, но я был молод, и всякая опасность казалась мне далекой и почти неосязаемой. Страх и вовсе не существовал для меня, выросшего в безлюдной глуши, он был чем-то не вполне реальным. Возможно, такой эффект на мою юную психику оказали снадобья ведьм.

Я брел по каменной мостовой и с восторгом, который легко читался на моей остроносой физиономии, разглядывал приземистые городские строения. Дом с поблекшей и выцветшей вывеской «Постоялый двор „Озарение“ немедленно привлек мое внимание. Это была низкая постройка из первоклассного белого кирпича с закопченной печной трубой и когда-то красной черепичной крышей. Здесь я и остановлюсь. Я толкнул дверь и оказался внутри.

Делами в «Озарении» заправляла хозяйка. Она была необыкновенно высокого роста и очень костлявая. В свои шестнадцать во мне уже было больше шести футов роста, но она обошла меня по всем показателям. Правда, ее фигура отличалась чудовищной непропорциональностью и угловатостью. Нескладность эта настолько бросалась в глаза, что казалось, будто вся она состоит из одних локтей.

– А, молодой человек, – заметила она, глядя на меня едва заметно подрагивавшими зрачками серо-голубых водянистых глаз. Было похоже на то, что ее пугали приятные на вид молодые люди, а может, она пыталась скрыть какие-то особенные мысли, какие не высказывают вслух. Она шумно сглотнула слюну и продолжила: – Где ваши родители?

– Умерли, – резко ответил я.

– Это ужасно… ужасно… – без тени сочувствия, а с какой-то даже скрытой издевкой заметила она.

– Меня опекают, – ответил я.

– Где же ваш опекун?

– Опекуны, – поправил я ее. – В настоящий момент я их покинул.

– Интересно… – Она схватывала на лету.

– А пока мне нужна теплая комната с постелью и письменным столом.

– Вы пишете, юноша? – В ее вопросе прозвучал неподдельный страх.

Чтобы испугать ее окончательно я ответил: