А не зевать и не сидеть!»
Качнуло бриг, гротом косым
Едва не сбил матроса за борт.
Но обошлось, – ни жив- ни мёртв,
Лежал он долго под тем гротом,
Спасла друзей его забота.
А Александр освоился,
Писать простой прозой продолжил.
Карандашом, настроился
Французам дарить свой дар Божий.
Воспоминанья о Марии
Его будили по ночам.
Он вспомнил, как в карете мчал
В Болтышки, – жару дал коням!..
К Раевским в дом поэт вбежал,
Радушно встретила родня.
Предстал пред ними, и всё зря!
Богаче ждали жениха…
Вернулся к морю он в Одессу,
Марию встретил, умолчал:
Отказ родителей… Всех к Бесу!
Вот почему так отвечал.
И о любви уж не мечтал.
Марию только поучал…
Действительно, – млада ещё,
И жизнь другая ждёт её…
А сам кутить, играть до ночи,
Чтоб заглушить печаль средь прочих…
Когда Мария уезжала,
У Александра сердце жало.
Мария – вся в слезах, – обидел,
«Стихи лишь только на уме».
Прочь с сердца, глаз его не видеть!
«Пускай решают с кем жить мне!..»
Примчал в Одессу брат её:
Ему доверила обиду.
Жизнь превратил он в месть – в интригу,
Да так, что прокляли его.
Рассудочный и жёсткий ум
Его не внял советам Света.
Он весь затмился местью этой, —
Себе назло убить поэта.
Граф Воронцов прогнал обоих.
Отмщенье Пушкину – изгою!
Поэт подробности узнал,
В «Онегине» зашифровал…
А так прекрасно начиналось!
Семья Раевских в горы рвалась.
С собой поэта тогда взяли:
Лечится на Кавказ позвали.
Жил с ними вместе в Пятигорске,
Машук гору он покорял.
Душою сблизился с героем
Войны Отечественной там.
Семья сдружилась с Александром,
Он как родной для них там стал.
Под их опекой менял жанр
Стихов. Любви момент настал.
Романтик был он по натуре,
И в тех «полуденных краях»
Средь образованных дворян
Влюблялся в детские фигуры.
О них в «Онегине» писал
Начальные картины счастья.
Сестёр характер, идеал
Провинциальной сельской страсти.
«Минутной нежной красотой»
Екатерина поразила.
И Александра подменило,
Чувства пылали к деве той.
Но больше находил покой,
Когда гулял с сестрой другой, —
Марией, – но не «смел следов
Коснуться», только образ свой
Он смел представить с нею рядом,
Стеснялся дать понять ей взглядом,
Чтоб не пугать её причуд…
Дай Бог мечты те оживут.
Особенно был восхищён,
Когда в Гурзуфе разместились
В дом Ришелье, – там тайны были
В углах тех стен был поглощён
Его пытливый ум поэта, —
Читал французские стихи,
Глаз на полях читал пометы
Хозяина, – оставил их
На суд потомков и гостей,
Мысли свои, его друзей,
Всё было там так интересно,
Поэту каждый штрих был к месту!
С Марией бегали у моря,
С волной играла, он ей вторил.
Влюбилась искренне она,
Оттаяла его душа…

8 Геркулесовы столпы и Рубикон Александра

«Когда твой друг на глас твоих речей

Ответствует язвительным молчаньем;

Когда свою он от руки твоей,

Как от змеи, отдернет с содроганьем;

Как, на тебя взор острый пригвоздя,

Качает он с презреньем головою, —

Не говори: «он болен, он дитя,

Он мучится безумною тоскою»;

Не говори: «неблагодарен он;

Он слаб и зол, он дружбы недостоин;

Вся жизнь его какой-то тяжкой сон»…

Ужель ты прав? Ужели ты спокоен?

Ах, если так, он в прах готов упасть,

Чтоб вымолить у друга примиренье.

Но если ты святую дружбы власть

Употреблял на злобное гоненье;

Но если ты затейливо язвил

Пугливое его воображенье

И гордую забаву находил

В его тоске, рыданьях, униженье;

Но если сам презренной клеветы

Ты про него невидимым был эхом;

Но если цепь ему накинул ты

И сонного врагу предал со смехом,

И он прочел в немой душе твоей

Все тайное своим печальным взором, —

Тогда ступай, не трать пустых речей —

Ты осужден последним приговором

А.С.Пушкин «Коварность» (1824)

Идёт наш барк по океану,
Атлантика, чужие страны.
Тесно там стало капитану