– Погоди, – сказал он, – отъезд нужно отметить. И вино хорошее.

Она после паузы приняла бокал и, развернувшись, прямо посмотрела ему в глаза. После второго бокала он придвинулся и поцеловал ее в шею.

Последнее утро в Париже выдалось пасмурным. Рейс «Эйр Франс» на Москву планировался на час дня. За завтраком, допивая кофе, они дружно решили не вызывать такси и добираться в аэропорт тем же путем, каким прибыли сюда. Сергей чувствовал в теле упругую бодрость: тихий недуг оказался на время забыт. Однако в переулках по дороге на Северный вокзал ему снова приспичило – дико некстати. Выхода не было, и, углядев ближайшую подворотню, он резко свернул в нее, оставив на панели Иринин чемодан на колесах. Старые подворотни, вообще, есть благо, если без криминала. Ирина, впрочем не задерживаясь и не пытаясь дождаться, подхватила чемодан и покатила его дальше. Спустя минуту он догнал ее и, сильно дыша, извинился – постарался свести дело к шутке: сообщил, что желал полюбоваться старым парижским двором.

– Ты разве любуешься? Ты в основном писаешь, – холодно ответствовала Ирина.

Чемодан он у нее все же отобрал, но в поезде сел отдельно, и весь путь до аэропорта и потом, почти до самого объявления посадки, они не общались. Ирина еще бродила по магазинам такс-фри, одна уходила пить кофе (он отказался). Потом она купила какой-то желанный подарок дочери и неожиданно оказалась умиротворенной и добродушной. Примерно в это время ему написал, а потом дозвонился Эдик. Забавно, что его сигнал был сейчас для Сергея, пожалуй, приятен. Эдик был, кстати, единственным, кто был посвящен в роман. И дважды тайно принимал у себя на даче. Было дело.

– Ну ты как там? Нашел в аптеке? Или обошелся? – Эдик хотел прежде всего выказать заботу.

– Да, обошелся, все норм, – Сергей с телефоном у уха отошел к гигантскому окну, за которым нежились в дымке тела «Боингов».

– Все нормально прошло? – уточнил друг. – Ну ладно, а то знаешь… Короче, сегодня утром мне твоя позвонила. Слышь меня? Говорит, не может тебе дозвониться, мол, в первый день поговорили, а потом вырубил телефон. Беспокоилась. А я ей типа говорю, что там у них, наверно, на заседаниях положено отключать.

– Да, – признал Сергей, – выключал… Позвоню ей.

– Такой тяжелый был базар, – пожаловался Эдик и, сменив интонацию, сказал: – Слушай, я не хочу типа лезть в твое частное пространство, но ты, насколько помню, собирался расставить с ней все точки, да? По приезде?

Сергей покосился по сторонам:

– Считай, что нет. Планы меняются. Статус ку-во.

– Ага, – тут же понял Эдик, – тогда слушай, если типа статус, то ты должен сознавать, что… короче, Ирка от тебя тогда уйдет. В ближайшие же месяцы. Скажу, как геолог геологу.

– Да, – сказал Сергей, – я знаю. Ну что поделать.

– И я говорю, – быстро согласился Эдик, – нам не подвластны явленья природы. Короче, ждем, давай.

Сергей повернулся спиной к «Боингам» и посмотрел на Ирину, которая тоже изучала нечто на экране своего телефона. Через минуту объявили посадку. Стоя в небольшой очереди в рукаве, ведущем в салон самолета, он старался никого не задеть сумкой и рассматривал то затылок, то профиль Ирины. Их места были в хвосте, ее – у окна, его – в центре. С края был пожилой загорелый француз. Сергей заметил, что Ирина, кажется, была в добром расположении духа: улыбалась в пространство. Он мягко произнес: «До свидания, Париж». Но она, вроде бы не расслышала и отвернулась к окну.

Счастье

В скором поезде Неаполь – Рим он сидел напротив жены и дочки. Сын со своим новым телефоном устроился на отшибе – в другом углу вагона. Он перешел в восьмой класс и демонстрировал независимость. Виталий посматривал в окно и еще исподтишка любовался женой. Жизнь была на пике: ему было сорок, недавно его поставили руководить отделом рекламы, за окном плыла Италия. Жена Аля была на пять лет его моложе, носила легкие короткие платья, темно-каштановую челку до бровей, стремясь к стилю, который можно было бы определить, как «вчерашняя школьница». В общем, ей удавалось. Бледные веснушки образу добавляли трогательности. Сам Виталий был натуральный отец семейства – крупный, пухлый, лысоватый, озабоченный.