Вино было очень хорошим, хотя и самодельным.

– Вранец? – спросил я, ставя пустой стаканчик на стол.

– Вранац[55], – поправил меня довольный Зоран. – Свой. Домашний. Уже новоземельный. Это прошлогодний урожай.

– Отличное вино, – произнесла, слегка причмокивая, понимающая в этом вопросе Катя, – но что-то я виноградника у вас не увидела.

– А он там, – махнул рукой Зоран в сторону моря, – дальше вниз по склону, за садом. Отсюда его не видно. А вот от того дерева – вполне. Если интересно, то я вам его покажу.

Так, отставить смотрины. Мы сюда по делу приехали, а не вино пьянствовать. Чую, что Зоран сам набиваться на работу не будет. Гордый.

– Вообще-то мы к вам по делу, – набрался я серьезного тона.

– Не убежит же от нас дело, – весело улыбнулся Зоран.

По всему выглядело, что ему наша неожиданная компания нравится, и он явно настроен на продолжение банкета. Мне он тоже был симпатичен. Как человек, не как мужчина. Не подумайте лишнего.

– В том-то и дело, что убегает, – вздохнул я. – Сроки жесткие.

– И что вам понадобилось от артиста, если не хотите общаться с виноделом?

– Фотографии.

– С выездом? – деловито осведомился сербохорват.

– Нет, мне Линда сказала, что у вас тут хорошая студия.

– Если Линда так сказала, значит, так оно и есть, – с гордостью ответил Зоран, щелкнув пальцами. – Аз имам хорошая студия, даже косой подиум имам. Но не стоит бросать уже налитое вино. Примета плохая. Молям, – поднял он свой стакан.

Мы допили разлитое вино и пошли вслед за Зораном через сад в отдельно стоящее здание без окон, своим внешним видом напоминающее каменный сарай, однако со стеклянной крышей.

Внутри залитого солнечным светом просторного помещения с высоким потолком, напоминавшего мастерскую художника, стояло несколько разнокалиберных штативов, а по стенам – шкафы с прикрытыми дверцами. С потолочных балок свисали гроздьями разнообразного размера софиты. В торцевой стороне комнаты был подиум со скошенной частью подмостков, на которых лежала брошенная и не убранная стремянка.

– Здесь я могу делать все, – объявил Зоран, – и готов выслушать, что именно вам от меня надо. Вы понимаете разницу между перформансом и инсталляцией? – начал Зоран задирать нос.

– Конечно, – тут же откликнулся я. – Перформанс – это когда художник сам испражняется посередине зала на виду у публики, а инсталляция – это когда зрителей запускают в зал любоваться, а художник уже ушел.

– М-да, интересная трактовка, – почесал Зоран свою бороденку правой рукой, оперев ее локоть на кисть левой. – Тогда что вам нужно?

– Шоу.

– Шоу? – Зоран выгнул левую бровь.

– Да, шоу, – утвердительно кивнул ему головой. – Это когда художник заставляет испражняться на публике нанятую актрису.

Зоран мелко захихикал. Отлично, шутка юмора удалась.

– А если серьезно, – продолжил я, развивая свою мысль-заказ, – то мне нужен календарь. Первый красочный художественный календарь Новой Земли. На одиннадцать листов. То есть от вас потребуется всего одиннадцать фотографий. Постановка, естественно. Но качеством не хуже той вашей фотографии, на которой бабушка с котом вяжут лук.

И смотрю на реакцию фотографа.

А Зоран улыбается, заразно так, что у меня самого лыба на лицо вылезла.

– Я счастлив, что вам понравилась моя лучшая работа, – поклонился Зоран, немного вычурно, и ножкой шаркнул. – Во сколько красок вы собираетесь печатать свой календарь?

– Ваш календарь, – парировал ему реплику.

– Мой календарь? – удивился Зоран.

– А чей же еще? – спросил я его несколько притворно. – Кто тут из нас знаменитый маэстро: я или вы?