– А то, – усмехнулся коллега. – У нас разве бывает по-другому? Вон Константиныча опять на ковёр дёрнули по поводу плохой раскрываемости. Он и так кого попало уже в тюрьму сажает, лишь бы «палки» подбить, а его ещё драконят. Сейчас вернётся злой как собака и посыпятся шишки на наши бедные головы.

– Настолько всё плохо? – протянул Егор.

– На каждое раскрытое три – четыре висяка. По старушке той из однушки на Калужской мы мокрушника взяли два дня назад. Завершили, так сказать, общепринятую трудовую неделю. Сосед оказался, что свидетелем проходил. Ушлый скотина, вообще отморозок полный. И с дураками с поножовщиной разобрались.

– Да ладно? – всплеснул руками Егор, стараясь не обращать внимания на то, как из стены справа начинает пузырями выползать желтоватое нечто с противным фыркающим звуком. – Напьются идиоты, потом хрен разберёшь кто, кому, что сказал и сделал.

– Да. Тут радости предела не было, – довольно прокряхтел Мельник, почёсывая заросший рыжей щетиной подбородок. – Ты чего на стенку пялишься. Грязная?

Егор вздрогнул, пересёк узкий кабинет и плюхнулся за свой небольшой стол. Дунул на пыльную клавиатуру и ткнул кнопку процессора. Сделал он это не глядя и запоздало понял, что палец угодил в очередной прохладно-рыхлый сгусток. Чуть не заорал, но вовремя прикусил язык.

– Да нет, – передёрнул плечами парень. – Мне казалось, там висело что-то.

– Нет, вроде никогда там ничего не было, – честно задумался Мельник. Егор в очередной раз натолкнулся на мысль, что он в целом неплохой мужик, разве что туповат самую малость.

– Значит, показалось, – отмахнулся Филатов и уставился в экран монитора совершенно невидящим взглядом. Солнце, пробивающееся сквозь жалюзи́ неприятно слепило глаза.

– Ну вот, а они ж хотят, чтоб мы в день по делу раскрывали. Раз в неделю маньяков ловили. Это ж так просто, учитывая, сколько макулатуры надо заполнять, – продолжал монотонно бубнить Сергей, стуча по клавишам казённой клавиатуры.

Щёлк, щёлк, щёлк. У Егора безжалостно кружилась голова.

– Ох, да, вот по чему я не скучал, так это по бумажкам, – ухмыльнулся Филатов сквозь стиснутые зубы, впервые подумав, что может за работой ему станет немного легче и вся эта хрень выветрится из его жизни хоть чуточку быстрее. А может, даже исчезнет так же неожиданно, как началась. – А что по девчонке той из мусоропровода? Тихо?

– Тише только в морге. Соболю дело передали, а там глухарь глухарём. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Родственников уже по третьему кругу опросили, у единственного подозреваемого алиби железно подтвердилось. Даже на камерах засветился. Соболь сегодня сутра раз пятый на место поехал, всё надеется, что что-то упустил.

– Так, там наверняка уже всё замазано, – фыркнул Егор.

– А ты думаешь, он этого не знает, умник? Ну а ему что остается? Бедолага на месте топчется как бегемот? Константиныч его скоро по стенке размажет, если следствие с мертвой точки не сдвинется.

– Знаем, видели, – вздохнул Егор, отправляя формуляры на распечатку. – Новых не поступало?

– В день по пачке, но уже всё разобрано. Тебе осталось разве что пара бытовух, чистая макулатура.

– Хоть что-то, – вздохнул парень.

По его мнению, уж лучше было работать над самым глухим, но своим делом, чем как Бобик носится по любому поручению. Этим он занимался чаще других, будучи самым молодым сотрудником. Да и Константиныч его сразу невзлюбил, приняв за блатного поначалу. Потом эта догадка быстро развенчалась, но отношение начальник почему-то менять не собирался.

Дверь приоткрылась, и в кабинет просунулась белокурая голова Светланы Михайловны. Её широкое скуластое лицо было обильно покрыто веснушками. Пухлые губы ярко накрашены и чёлка стояла так, что было очевидно – бигуди она сняла недавно.