«Всё, я умираю!» – многократным эхом отразилась в совершенно пустой голове мелкая и подленькая мысль.

В носу страшно засвербело. Он на мгновение замер, понимая, что если чихнет, то голова лопнет, как переспелая тыква. Но сдержаться сил уже не было, и на очередном вдохе, зажмурив глаза и слегка приоткрыв рот, он чихнул. Боль иголками разнеслась внутри черепа, вызывая на глаза слёзы. Правая рука, дёрнувшись, сползла с ложа на пол и наткнулась на что-то знакомое. Это был сапог. Пальцы прошлись по гладкому голенищу и вцепились в мягкую опушку.

– Только бы не промахнуться! – Слабая надежда замаячила перед ним впереди.

Резким кистевым движением сильная рука метнула обувку в сторону дальней стены одрины. Тяжеленный сапог с металлическими подковами с грохотом ударился в массивную дубовую дверь.

Она тут же распахнулась, и в горницу гурьбой влетели гриди из ближней детской дружины.

– Княже, что случилось? – На молодых лицах охраны выражение испуга быстро сменилось на тревогу, а затем всего лишь на лёгкое беспокойство. Их князь был жив и здоров, ему ничто не угрожало.

Расталкивая гридей могучими руками, к ложу приблизился боярин – высокого роста широкоплечий старейший княжий дружинники наиболее доверенный из воинов его ратиБорута. Он был у князя не только телохранителем и оруженосцем, но в большей степени бессменным советчиком-спорщиком и распорядителем. Всего одного взгляда, исподлобья брошенного на князя, хватило ему для понимания происходящего.

– Все вон отсель! Прислать слуг немедля с пивом, квасом, вином и рассолом! Капусты квашеной, огурцов солёных! Живо!

Зашевелился и загудел громадный дом. Всё пришло в движение. Захлопали двери, заскрипели лестницы, десятки слуг носились меж клетями и амбарами, таща в дом бочонки, кувшины и всё, что попадалось под руку.

– Ну сколько тебе говорить, княже, не напивайся ты так на ночь глядючи! И гони от себя подальше этих прохвостов иноземных. Ты вот с утра пластом лежишь и помираешь, а они уже по городу рыщут, стены, ворота да башни осматривают. По ночам тебе елей в уши льют, подвиги твои ратные превозносят, а сами камень за пазухой держат, по всему видать! Не можно так, княже, дальше быть! Народ всё видит, перешёпот нехороший окрест пошёл. Да и дела важные государственные ты забросил, даже споры нетерпимые промеж посадников и купцов решать перестал! Одумайся! Сам знаешь, как тяжело власть получить и долго в руках своих удерживать! А вот потерять её быстро и незаметно можно, особливо когда вино в мозгах плещется! Не мальчик ты уж, чай! О правнуках пора думать!

Слова Боруты сопровождались жестами и знаками, которыми он показывал слугам, куда ставить очередной кувшин, корчагу иль горшок.

– Для начала смягчи и прочисть горло. – Князь почувствовал, как холодный обод кувшина коснулся его губ. – Рассол тут. Только не пей много!

Нескольких крупных глотков хватило, чтобы освежить влагой пересохшие губы, нёбо и гортань.

– Погодь, не спеши! – Кувшин в руке дружинника стремительно удалился в сторону, а перед глазами князя качнулся носик какой-то большой глиняной посудины. – Надеюсь, что корчагу с пивом сам сможешь удержать?

Пальцы рук жадно вцепились в пузатый сосуд, и золотистая жидкость толстой струёй хлынула в горло.

С каждым глотком живительной влаги тупая боль покидала голову, дрожь исчезала из конечностей, чувство лёгкости и сытости охватывало тело.

Князь опустил голые худые ноги на пол, неспешно поставил опорожнённую корчагу рядом со своей босой ступнёй и осмысленно посмотрел на Боруту.

– Что это ты мне говорил про дела государственные, пьянство моё ночное, а также про власть, которую у меня кто-то отнять хочет? Ты это не шутил?