В большой палатке при тусклом свете множества плошек за импровизированным столом, состоящим из больших бочек покрытых толстым ковром, сидели маршал Кербент и его адъютанты. Напротив, на стульях расположились отец Эприн, Глоз, Барр и дозорные.

История о нападении уже в который раз была повторена. Адъютанты ничего не говорили, только перешептывались друг с другом. Наконец, очередь дошла до святого отца. Маршал со вниманием выслушал его.

– Что ж, я доверяю вам, – задумчиво произнес Кербент.

– Это было б странно не доверять посреднику Двуликого.

– Безусловно, – улыбнувшись, проговорил маршал и, обращаясь к Барру спросил: – Я верно услышал? Ты ничего не помнишь?

– Да, маршал. Почти. Я помню, что каким-то чудом проснулся. То ли почуял, то ли расслышал шорох, то ли, не знаю, как объяснить.

– Говори своими словами.

– В общем, меня страх обуял. Будто нехороший сон приснился. Или предчувствие. Я открыл глаза, а в следующий миг разбойник набросился на меня. Я вскрикнул и разбудил святого отца.

Барр посмотрел на Эприна. Эприн утвердительно кивнул в ответ.

– Продолжай, – попросил Кербент.

– А дальше, господин маршал, боль в шее. Ну, как бы комар укусил, только сильнее во много раз. А потом… Потом ничего не помню.

– Это всё?

– Да, господин маршал.

Речь Барра была сбивчивой, голос его дрожал, и не удивительно, что Кербент спросил:

– Не спеши солдат и успокойся. Тебя никто не тронет. Ты пострадал, ты должен вспомнить все детали этого нападения. Мы должны понять, кто посмел напасть.

– Стоит ли говорить…

– Любая деталь, – повысил голос Кербент. – Пойми, солдат, даже незначительная деталь весьма важна. Даже какая-нибудь нелепость. Напряги мозги.

– Он, ну, то есть, разбойник быстро прошептал на ухо: «Не сопротивляйтесь».

– Ты не ошибаешься? Именно «не сопротивляйтесь».

– Клянусь. Да. «Не сопротивляйтесь».

– Ясно. – Маршал задумчиво погладил броду, бросая взгляд на адъютантов. – Дознание окончено. Все свободны. – И когда палатку покинули люди, Кербент произнес: – Ну, господа адъютанты, ваше мнение.

– Мы склоняемся к версии о вражеском лазутчике. Только смущает нас описание его внешнего облика.

– У страха глаза велики, – отрезал маршал. – Мало ли что почудилось спросонок. Главное, разбойник не смог никого похитить.

– Да и зачем? Никто не был посвящен в планы. Глоз? Ему сказали от сих мест и до сих мест: идти на соединение с королевским войском. Отец Эприн? Вряд ли. Круга Двуликого вообще военные маневры не касаются.

– Это был вражеский лазутчик, – подвел итог маршал. – На этом все, господа адъютанты. Вызвать ко мне командира Глоза.

Эприн чуть замешкался перед воротами, поправил на плече походную сумку, проговаривая про себя все то, что будет говорить старшему посреднику. А расскажет ему он все, кроме того эпизода, где Барр жаловался на бессмысленность войны. Зачем солдату жизнь портить? Да и не относилась кроткая беседа у костра к нападению разбойника. Хотя какой там разбойник? Впору поверить в существование призраков. Но ломать мировоззрение? Заставлять себя менять взгляд на жизнь? Эприну всегда казалось странным быть в круге Двуликого, в сердцевине тайны и волшебства. Ведь именно так и воспринимает простой люд посредников. Конечно, никаких тайн и чудес не было. Мир плоский и одномерный. Это человеческий ум создает новые миры и неведомые страны. Но в тоже время вот она: загадка существа из леса. А есть ли загадка? Противоречие?

Эприн постучал.

И все-таки неестественным показалось верить в Двуликого – в божество, которое довлеет над жизнью людей, – и одновременно не верить в духов. Ведь все едино, все живет в этом мире. И, если есть Двуликий, почему бы не быть иным сущностям?