Отец приложил ладонь к ее щеке, снова успокаивая внушением. За прошедший день она ощущала его дар на себе чаще, чем за всю жизнь.

Ну сколько можно? Она ведь не кукла, а человек!

– Ты любил маму? – ей с трудом удалось держать голос ровным.

– Конечно. Хотя наш союз тоже был сговорен в ордене, Алинка с первых дней в этом доме стала солнцем моей жизни. Когда она ушла, мое солнце померкло.

Лайсве тоже хотела быть солнцем для своего мужа, чтобы он был благородным и сильным, прямо как отец. Для такого она стала бы мастерицей и красавицей, лучшей из жен.

– Ты не изменял ей?

– При жизни – никогда, – он слабо улыбнулся, но в его голосе улавливалась едва заметная неискренность. Должно быть, мыслесвязь обернулась против него, и читающей стала Лайсве.

– А после смерти?

Отец вздрогнул и попытался отнять руку, но Лайсве успела ее перехватить.

– Ты ведь не нарушал свадебных клятв и не брал в постель служанок?

Отец отвел взгляд и ссутулился.

– Прошло слишком много времени с ее смерти. Мужчинам иногда надо…

Лайсве представила его с Бежкой в постели, в той самой, которую он делил с мамой. Ей стало гораздо больнее, чем от коварного плана Йордена. Она так старалась делать все идеально, хотя это никому было не нужно. Значение имели лишь наследник с даром, честь рода и влияние в ордене. Ее используют и выбросят, как хлам, который всем мешает. Сначала отец с Вейасом, а потом и муж. Быть может, и не стараться вовсе? Поступать неправильно, так, как хочет она сама. Вот только чего она желает? Не замуж уж точно! Мужчины! Верность для них – пустое слово, любовь к супруге, видно, тоже.

– Уходи! – потребовала Лайсве, отодвигаясь от него как можно дальше.

– Ты слишком юна и идеалистично смотришь на жизнь, хотя совсем ее не знаешь. – Отец покачал головой.

Ну и пусть!

Он тяжело вздохнул и захлопнул за собой дверь.

Ее лицо уже жгло от слез, а тело ломило от усталости. Лайсве распласталась на перине, разглядывая звезды через окно в потолке. Пускай темный суженый заберет ее от злых равнодушных людей в страну, где мужчины не изменяли своим женам и любили их до конца своих дней. Так она и уснула, моля Мрак поглотить ее.

Сон продлился недолго.

Сердце затрепыхалось, словно хотело выскочить и умчаться прочь от грядущего ужаса. Лайсве задыхалась, глотая ртом воздух, и никак не могла унять дрожь.

Луна проникла в окно и затопила святилище серебристым светом. Багровая вуаль наползла на светило, вдоль подпиравших небо стен хлынула кровь. Толстый ее слой покрыл Лайсве с ног до головы – только это смогло унять боль.

Грянул раскатистый рык, но не угрожающий, – зовущий. Вниз по стене спустился Огненный зверь и лег на пол, прижав к мощным лапам голову. Завороженная красотой танцующего пламени, Лайсве погладила косматую морду. Зверь отозвался басовитым мурлыканьем, почти кошачьим, если бы кошки вырастали размером с лошадь. До чего же он был красив! Пламя не обожгло, а лишь согрело и наполнило легкостью негнущееся от кровяного панциря тело.

Ободренная, она вскарабкалась на широкую спину и вцепилась в лохматую гриву. Зверь плавно поднялся и взмыл вверх по стене к звездам. От стремительного полета захватило дух. Лайсве вскричала, упиваясь неведомой доселе свободой. Рядом со Зверем ничего не страшно! Она воздела руки к небесам, окуная пальцы в темные облака. Холодный воздух обжигал горло, но не пробирался под кожу. Зверь поднимался все выше и выше, мимо хрустальных дворцов небожителей, мимо застывших изваяниями бессмертных героев, мимо пасших тучные стада бородатых пастухов в остроконечных шляпах. Они приветствовали странников и махали руками на прощание.