Кортеж въехал во двор, украшенный цветами, бархатными знаменами, позолоченными вазонами и парадными доспехами. Казалось, что отец невесты решил пустить пыль в глаза жениху. Йорден обзавидовался весь, позеленел и кисло скривился, не желая следовать этикету.

Впрочем, Микаша это волновало мало. Что-то с ним сталось в последнее время, словно чудесный портрет изменил его в одночасье. По жилам тек жидкий огонь, а голова опустела, мысли витали в неизведанных далях, и даже сосредоточиться на деле оказывалось трудно. Медальон Микаш так и не вернул; надеялся, что и не попросят, а если попросят, то он заставит их забыть. По малолетству, еще когда пас лошадей на лугу, он обожал разглядывать мир вокруг, подмечая каждую деталь, любуясь каждой букашкой. Так и сейчас, когда удавалось побыть одному, он разглядывал изображение принцессы, водил пальцем по ободку и представлял ее – живую и осязаемую. Вылеплял из глины собственного воображения и крепко обнимал, как не обнимал никого с тех пор, как погибли мать с сестрой. Такое странное, но сладкое и томное наваждение. Эх, почему все трофеи, слава и даже лучшие девушки всегда достаются другим?

Полдня им дали передохнуть с дороги – пир начинался ближе к вечеру.

Микаш настолько умаялся следить за приготовлениями, что едва успел помыться и переодеться в парадный костюм для слуг: коричневые бриджи и ливрею с вышитым на спине родовым гербом Тедеску – оскаленной собачьей мордой.

Йордену как раз заканчивали заплетать церемониальный пучок на затылке.

– Где тебя демоны носили? А на голове что? Правильно отец тебя помойным псом называл! – забранился тот, заметив на пороге Микаша. Он пригладил косматые волосы пятерней, но толку от этого оказалось мало. Йорден безнадежно махнул рукой. – Что взять с дворняги?

Вместе со свитой из своих наперсников и слуг Йорден прошествовал в парадный зал, где обстановка была такая же помпезная, как и снаружи. С непривычки зарябило в глазах от множества зажженных свечей и хрустальных бликов. А гостей-то собралось! Приехали старые лорды со всех окрестных земель, их домочадцы и свита. Прислуга деловито сновала с подносами и без, украдкой любуясь на празднество.

Лорд Веломри с дочерью еще не появились. Микаш поздоровался с Олыком, которого лорд Тедеску тоже отправил с кортежем Йордена, чтобы смотрел за соблюдением этикета. Олык показал в толпе наследника рода Веломри – брата-близнеца невесты, Вейаса. Смазливый и темпераментный, он отпускал колкие шутки в адрес тех, кто попадался ему на глаза, а окружавшая его компания высокородных отпрысков дружно хохотала. Ощущалось только, будто что-то гноится у него внутри, а острословие лишь маска.

Олык дернул Микаша за рукав, напоминая, что неучтиво так пристально пялиться на высокородных господ. Он неплохой, Олык, добродушный и сдержанный, единственный, кого можно было назвать если не другом, то хотя бы хорошим знакомым, с кем можно поговорить о мелочах, дабы не забыть, каково это – разговаривать с живыми людьми.

– Почему не идут?

– Выдерживают паузу, чтобы казаться значительней. Высокородные, – прошептал Олык и усмехнулся.

Микаш плохо понимал их устои.

– Почему молодой хозяин не любит невесту? – осторожно поинтересовался он.

– Да как ж любить-то, он ведь не знает ее. Говорят, бледная мышь, невзрачная и скучная.

– А на портрете красивая.

– Художники всегда льстят, чтобы побольше золота выручить. Да ты же знаешь, какие лица у высокородных. Надменность даже красивых портит.

Да, к сожалению, красота существует лишь на картинах, но, может, так оно и лучше – мечтать о недостижимом идеале.