Лет в двенадцать Микаша, может быть, и впечатляли столь патетичные речи, но сейчас ему становилось противно от собственной глупости.

– Я заплатил за ваши милости сполна. Проходил за вашего сына и других высокородных господ испытания, пока их родители отваливали вам золотишко за это. Прикрывал их грудью, когда они искали славы в бесполезных схватках. Моими стараниями, моим потом и кровью вы заполнили весь этот зал трофеями. – Микаш обвел рукой выставленные повсюду чучела, рога, зубы и когти, шкуры на стенах и полу, огромные круглые панцири.

Лорд Тедеску сложил руки на груди.

– Потерпи чуток и получишь свое рыцарство. Будешь у моего сына помощником в отряде. Думаешь, где-то местечко потеплее найдется?

– Не нужно мне теплое местечко. Я хочу защищать людей от демонов и искупить вину, а не тратить время на ваши утехи.

– Бешеных псов убивают, мой мальчик, как только они пытаются откусить руку, что их кормит. – Старый шакал сменил тактику; он говорил тихо и нарочито ласково, что совершенно не вязалось со смыслом его слов.

Впрочем, даже это уже не пугало. Пора детства ушла безвозвратно.

– Вы перепутали волка с собакой. Убивайте, коли хотите. Терять мне нечего.

Молчание затянулось.

Микаш отвернулся и зашагал к выходу. Ударят в спину, значит, так тому и быть.

– Стой! – крикнул лорд Тедеску. – Последнее поручение исполни и можешь проваливать.

Микаш замер у двери, с трудом сдерживая торжествующую ухмылку.

– Слыхал, мой пострел едет в Белоземье на помолвку? Сопроводишь его туда. Война, беженцы повсюду – на дорогах неспокойно. А заодно приглядишь, чтобы Йорден не ославил меня на весь орден. Знаешь ведь, он порой делает, а потом уже думает.

Микаш сказал бы иначе, но промолчал.

– Я подумаю.

– Думай, а завтра утром в дорогу. – И лорд Тедеску направился прочь. Собака затрусила следом, цокая по каменному полу когтями.

Микаш подскочил к камину и кочергой вытащил письмо. Огонь его не тронул – лишь края немного почернели. Он стряхнул пепел и спрятал письмо за пазуху.

Умывшись и переодевшись, он сбегал на кухню. Ему даже удалось потихоньку умыкнуть двойную порцию овсянки. Он запихивал ее в себя руками, облизывая перемазанные в каше пальцы. Невкусно и не хочется, но надо. Еда – это жизнь. Любой, кто когда-нибудь испытывал голод, хорошо это знал.

В личной каморке во флигеле царил полумрак. Микаш запалил оставленную на тумбе свечу. Старая кушетка скрипела, шелестела солома в постеленном сверху тюфяке, когда Микаш развалился на нем и принялся за письмо, написанное разборчивым твердым почерком.

Надо же, а маршал просек, что все достижения Йордена – пустышка. Так тонко и вежливо намекнуть, что служба в армии не для сопляков. То-то Йорден рассвирепел. И ведь не придерешься, все по строжайшему этикету. Хочешь служить – начинай с низов. А Микаш бы согласился. Даже не рядовым, – оруженосцем, кем угодно, но в настоящей битве.

Может быть, взять письмо и отправиться в Эскендерию прямо к маршалу? Выдать себя за Йордена, поступить на самую низкую должность. Нет, там бы проверили записи в родовых книгах. Высокий, плечистый и сухощавый, с крупными чертами лица и глубоко посаженными серыми глазами, Микаш никак не походил на шарообразных членов рода Тедеску. Да и дар у него был другой. Обман тут же раскроют. Еще и казнят, а голову на кол посадят, выставив на всеобщее обозрение, как тех фанатиков во дворе.

А если сказать правду? Мол, безродный, мать простолюдинка, отца знать не знает, и дар имеется. Сдохнуть как служить хочет! Да не где-то, а на передовой. Возьмите! Любое испытание хоть на самом краю света пройдет, сокрушит любого демона, целое полчище. Только возьмите!