Почти весь день она провела возле Лорда. Приготовленной мазью из трав и яичного белка, она аккуратно смазывала его жуткую рану, пока он не приходил в себя. В редкие часы он открывал глаза, и она поила его водой, потом он снова проваливался в небытие, иногда стонал и бредил. Кухарка принесла теплый куриный бульон и в очередной раз, когда он пришел в себя, Триана заставила Лорда выпить его. В остальное время, пока он спал, она задумчиво смотрела в окно, иногда бродила по покоям взад – вперед, не находя себе место, погрузившись в размышления. Триана вспоминала их первую встречу с Создателем, когда дотронулась до той, а в душе с тех пор все менялось. Вспоминала встречу в пещере, ощущая себя виноватой в произошедшем. Благодаря ей Лорд оказался под угрозой, и теперь свет Создателя коснулся и его, только вот последствия от этого могут быть непредсказуемыми. И это ее беспокоило. Хоть рана и была очень тяжелая, все же она постепенно затягивалась, но что будет с ним, когда он придет в себя, насколько он изменится – предугадать не возможно. А то, что он начнет меняться, в этом Триана не сомневалась. Из того бреда, что он нес, все-таки можно было кое-что разобрать. Явно он переживал свое прошлое, погребенное под толщей непробиваемой стальной брони, которая теперь начинала трещать по швам, и оно вырывалось наружу, и это, несомненно, причиняло ему, куда большую боль, нежели само ранение. Девушка прекрасно это понимала, так как ощущала то же самое. Но ее беспокоило больше не то, что он вспоминал, а то, что с ним станет и куда это его приведет. Иногда Триана присаживалась у изголовья и пыталась ласково с ним разговаривать, нежно гладя его волосы, и в один из таких монологов она открыла ему свои чувства, зная, что он не слышит, а если даже это не так, то, когда придет в себя не вспомнит. Но именно сейчас она чувствовала потребность сказать все, что столько лет носила в душе, пряча под маской хладнокровия и отваги. И от этого ей становилось легко и светло на душе. При этом в ней просыпалось какое-то странное чувство, какая-то надежда, на то, что будущее может быть не столь мрачно, как предвещает пророчество, и все можно изменить. И этот свет в конце тоннеля замаячил перед ее внутренним взором, когда она очередной раз присела рядом с ним, разглядывая его.

«…Большой зал замка, факелы, горящие на стенах, только тени перешептываются в углах. Страх сковал грудь, дышать тяжело, голову сжало в тиски, сердце зашлось в бешеном ритме. Бежать некуда, крепко зажмурив глаза, малыш сжался в комочек в темном углу в надежде, что тут его не найдут.

– Страх уничтожит тебя! Жалость, делает тебя слабым! – раздался голос, раскатами прокатившейся по залу, эхом отражаясь от высоких стен и сводчатого потолка. Малыш вздрогнул, дыхание замерло, по телу прошел холодок, а на лбу выступила испарина. Что-то прошипело совсем рядом и врезалось с оглушительным треском в стену где-то впереди. Звук тяжёлых шагов приближался, но открывать глаза было страшно. В ушах шумела кровь, в голове пульсировало, каждый судорожный вздох болью отдавался в груди. Шаги затихли совсем рядом, грубая огромная рука схватила за волосы и вышвырнула его из укрытия почти на середину зала. Он запищал как котенок и, упав, проскользил по гладкому мраморному полу.

– Почувствуй гнев! Ощути ярость, злость! Это сделает тебя сильным! Тебя должны бояться! – яростно орал Лорд – Жалость не к лицу Лорду!

Малыш поднял на Лорда испуганные в слезах глаза, на том была красная мантия, свисающая до пола с плеч, светлые кожаные брюки, высокие сапоги и кожаная жилетка, под которой виднелась белая шелковая рубаха, на широком инкрустированном камнями поясе висел меч. Лорд махнул кому-то, стоявшему в стороне, и к нему подошёл гвардеец, в руках у того был ворон…