Весьма кстати его внимание привлек бедно одетый тщедушный человек, которого сотрясали беспрерывные приступы кашля, сухого и громкого, как трещотка. После каждого приступа больной сплевывал в исключительно грязный платок. Кашлял он так оглушительно, что звук, наверное, отдавался бы по всей комнате – но его напрочь заглушали трое сидевших тут же детишек: двое из них орали, а третья визжала от удовольствия, довольная тем, как громко у нее получается.

Опасаясь, что это может быть чахотка, и стремясь как можно скорее отгородиться дверью от сверлящих уши воплей, Уилл поманил беднягу в кабинет.

Сара шагнула между ними и сделала пациенту знак, чтобы тот не вставал.

– Мистер Рейвен, вашим следующим пациентом должна стать вот эта женщина, – сказала она, в то время как его избранник, к вящему неудовольствию врача, покорно остался сидеть.

– Как вас зовут? – спросил он, задыхаясь от негодования.

– Сара, – ответила она.

Расслышать ее было непросто из-за непрекращающихся воплей.

– Да, это мне известно. Ваша фамилия.

– Фишер.

– Вы ведь горничная, мисс Фишер, или я ошибаюсь?

– Да, сэр.

– Тогда почему вы находите приемлемым оспаривать мои распоряжения, какого пациента принимать следующим?

– Моя обязанность – оценивать состояние пациентов и рекомендовать порядок их приема.

Ей пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной. Уиллу было ясно, что все это совершенно не подходит для ушей пациентов. Тем не менее некоторые уроки нужно давать публично.

– Вы можете рекомендовать порядок, но если я вызываю кого-то конкретного, вы обязаны помнить, что мои знания в подобных вопросах значительно превосходят ваши.

Услышав их спор, Кит вышел в приемную и спросил, в чем причина диспута.

– Я хочу заняться вот этим человеком, который страдает серьезным легочным заболеванием, – принялся объяснять Рейвен, пытаясь перекричать звенящие в воздухе тоненькие, но поразительно громкие голоса. – Однако горничная, по-видимому, считает, что владеет диагностикой лучше меня. Она настаивает, чтобы я принял сначала ту женщину, которая, кажется, не страдает ни от чего, кроме слишком большого количества детей на руках.

Доктор Кит повернулся посмотреть на Сару, потом – опять на Уилла.

– Вы имеете в виду женщину с тремя детишками, которых мы тут все пытаемся перекричать?

– Да, ее.

– И чье отсутствие благотворно скажется на тишине и спокойствии в приемной?

Рейвен почувствовал, как щеки захлестнула волна жара: в голове складывались многочисленные компоненты его унижения. Он выглядел полным идиотом, хуже – идиотом самонадеянным, и выставила его таковым какая-то горничная, да еще и перед Китом. Хуже могло быть только одно – если бы на месте Кита был сам профессор.

Сара брела по Принсес-стрит в нескольких шагах позади Мины, что давало ей прекрасную возможность наблюдать, как грязь липнет к Мининому платью. Та фактически мела тротуар своими многочисленными нижними юбками. Горничная мысленно прибавила их стирку ко все удлинняющемуся списку своих сегодняшних забот, пренебречь которыми было бы невозможно. Ей пришел на ум Сизиф с его гигантским камнем, обреченный на вечность совершенно бессмысленной работы.

В это утро Гриндлей оделась с особенной тщательностью – скорее всего, ради нового ученика Симпсона. Но теперь она, должно быть, сожалела о потраченных усилиях, поскольку означенный джентльмен походил скорее на уличного мальчишку, чем на человека, освоившего искусство целителя. Без сомнения, Мина была разочарована, видя, что очередная возможность избавиться от девического положения растворяется в эфире.

В то утро перед завтраком Гриндлей подробно расспросила Сару о Рейвене, и у девушки возникло искушение дать ей детальный отчет о его физическом состоянии, что было бы совсем не затруднительно, учитывая, что она помогала ему принять ванну. Припоминая пособия по анатомии Симпсона, которые она изучала, Сара могла бы обвести пальцем различные группы мышц на поджаром теле Рейвена: большая грудная, широчайшая мышца спины, большие ягодичные. Прекрасный образчик мужчины в смысле анатомии. Другое дело – его характер.