Завхоз Матвей, увалень с крепкой приземистой фигурой и морщинистым лицом, вмешивается:
– Я, вот, тоже всегда ясен. И не вижу ничего плохого в этом.
Еще не старый бухгалтер Петр говорит добродушно, отрываясь от своих ведомостей:
– И потому глуп.
Он немногословен, не любит пустые разговоры. Перед ним сотрудники чувствуют себя нашалившими мальчишками. Им хочется похвастаться перед ним какими-нибудь успехами. Его авторитет непонятен, вроде бы ничего такого не делает.
Марк подначивает Матвея:
– Как ты, Мотя?
– Что, как? Хорошо живу.
– Запивает, правда, – отрывается от своих бумаг Петр. – И жену бросил.
– А что, деньги справно высылаю. Зубы ей вставил.
– Ничего, – возвращается к бумагам Петр. – Перемелется, мука будет.
Марк всегда вышучивал Матвея:
– В тебе остался комплекс старых представлений о морали и справедливости, как у злобного пенсионера. Может быть, это просто зависть? Узкое пространство внутри.
– Все свое ношу с собой, – огрызался Матвей.
Он сидел за своим стареньким компьютером, и удивлялся, когда на экране сами собой появлялись какие-то иконки:
– Глянь, вылетают рекламки. Завлекают, гады!
– Дурак, ты отключен от интернета, – смеялся Марк. – Это все встроено внутри.
Матвей испуганно отпрядывал, когда комп неожиданно заговорил голосом Алисы: «Чем могу помочь?»
– Налетели со всех сторон! Откуда?
Он наделял компьютер сверхчеловеческой силой. От него прятали свои компы, чтобы он не порушил файлы.
Матвей четко различает, где его мировоззрение, почерпнутое из телевизионной пропаганды, и где чужое – враждебное, пятая колонна, которая прикрывает свои интересы словами о родине. В нем есть что-то неистребимо цепкое, расчетливо холодное. У него есть семья в родном селе.
____
Вошел некто, в блейзере с фирменной эмблемой, надетом на плотно прилегающий серебристый тренерский костюм, что-то похожее на водолазный, или комбинезон инопланетянина. Невысокий, худой, лысый, с жидкой бородкой дьячка, с усталым взглядом и морщинистыми складками на высоком лбу. Что-то в нем хрупкое и нездешнее.
Он интеллигентно вмешался:
– Ясность бывает только у познавших все. Но таких нет. Наиболее беспокойные ищут себя. Радикалы, либералы, диванные оппозиционеры лезут в драку, убежденные, что знают все.
По акценту, явно иностранец. Марк обрезал его:
– Это еще что за мудрец?
Матвей одобрительно заржал:
– А зачем мне из кожи лезть? Всего равно всего не познаешь. В природе, например, нет самопознания. И живут – птички, звери, растения. Вот где мудрость!
– Это верно, – солидно подтвердил бухгалтер Петр.
Юдин сгладил грубость товарищей:
– Да, наша беда – во второй сигнальной системе. Оно изобретено человечеством, чтобы исхитриться выжить и победить все остальное живое. С животными нас роднит то, что мы приникаем к лохани настоящего, сиюминутного настолько, что уже не нужна память, выработанная веками мораль, прошлое и будущее. Ведь, прошлое – это кладбище надежд.
Пришедший усмехнулся.
– И что же, счастливо ли такое существо? На свете счастья нет, но примирение и мудрость можно искать только на пути самопознания.
Матвей заволновался.
– Да, в моей жизни нет счастья. Может, научите, как туда пройти? Понимаю, надо самому, но если не знаю, куда идти?
Я поддержал иронический тон:
– Надо поверить, иметь цель. Все находят свои цели, и они не позволяют пасть духом.
– Короткие цели, – сказал Марк. – Типа дотянуть до следующей зарплаты.
– Зато коротких целей много, и они не дают разочароваться.
Иностранец смотрел на нас, понимая, что мы воспитывались каждый в своем медвежьем углу, где не было иных целей, кроме удовлетворения потребностей семьи и предписанного труда на благо родины. Он, наконец, представился: