Через полчаса автобус тресануло, я по привычке подскочил, т. к. сидел посредине автобуса, и транспорт резко замер на месте.
Мы прибыли к мечту назначению.
Пару человек, которые ехали со мной приехали как вольные путешественники. Они выглядели самоуверенно, но было понятно, что это было напускное, лишь бы не показаться глупыми и растерянными в незнакомой местности.
Я вышел последним, дождался, пока автобус развернётся и уедет в ту сторону, с которой мы появились, и пошёл, аккуратно ступая на землю рядом с озером.
Оно было неземной красоты. Мне кажется, что я использую слишком много слов восторга, но по-другому увиденное не могу описать, потому что в тот момент мое сердце разрывалось от такой красоты, от ее такого огромного количества и это имело на меня колоссальное влияние в последствии. Я и сейчас люблю побродить в глубине парков родного города, укутаться в их красоты, которые пусть и не похожи на то великолепие, которое пришлось мне встретить в Африке, но которые дают мне уверенность в завтрашнем дне и настраивают на хороший лад и позволяют хоть как-то сносно существовать дальше.
Озеро было чистым, зеркальным, глубоким и безумно красивым. Я невольно раскрыл рот от удивления и восхищения, поспешно его закрыл и зашерстил глазами в поисках переправы на другой берег, где меня ждал остров и неминуемая встреча с прекрасной девушкой, которую я так боялся увидеть.
Как же билось мое сердце, когда лодочник переправил меня на остров, который бесспорно был огромным и внушал чувство того, что ты безумно маленький и беззащитный на этой огромной планете.
Я спросил, где можно найти волонтеров-американцев у мужчины средних лет, чьё тело было худым и почти безжизненным и существовало только за счёт алкоголя, бутылка которого была в сумке, что висела на левом плече – мне показалось логичным поинтересоваться о их местонахождении именно у этого человека, потому что, очевидно, что без него они не могли оказаться на другом берегу (он был единственным шансом оказаться там).
Мужчина плохо говорил на английском и я понял его лишь с помощью жестов:
– Они…. Там…. – работяга замахал руками в правую от лодки сторону, стал тыкать пальцами куда-то в небо и сразу я не понял к чему он это делает.
Но приглядевшись я понял, что он пытается показать мне дым, которые по-видимому валил от костра.
В благодарность я оставил ему пару долларов и, когда по прибытие к берегу, ступил на землю, меня слегка пошатнуло.
Мне оставалось пройти 1 км и я встречусь с ней.
Мое сердце все так же громко стучало, но к этому ещё добавилась головная боль, которая стала проникать в каждую клеточку моего организма, который к этому времени успел изрядно устать, несмотря на долгие и крепкие часы сна в дороге.
Она шла в белых шортах, что меня очень удивило – зачем волонтерам белая одежда, когда все вокруг располагало к тому, что вырядиться в самое сочное, что есть гардеробе? Не думаю, что на это было вето, но Элизабет шла в белых шортах, под тон кожи телесной с загаром майке и улыбалась маленькому негритенку, которого вела за руку.
Я хотел окликнуть ее, но слова застряли в груди. Усилием воли, достав их оттуда, я крикнул:
– Элизабет!
Она застала на месте, улыбка сползла с её лица, она отпустила руку мальчика.
Мы стояли неподвижно друг против друга, посредине деревни, в которой люди ходили либо очень медленно, либо очень быстро, где костёр горел прямо посредине всех домов, а белые лица перемешались с темными.
Она первая очнулась и побежала ко мне. В ее глазах появились слезы, одна капля успела скатиться по ее лицу и упасть на песок и тут же раствориться в нем.