Первое впечатление выросшего в деревне юного рыцаря от города – запах, густой запах лошадиного пота, навоза, нечистот, сена и дегтя. Гай помнил – так пахло на конюшне в маноре Локсли, но это были неприятные воспоминания. Юноша болезненно поморщился. Ему нужно было, во что бы то ни стало, отыскать в этом муравейнике начальника гарнизона, так что нечего воротить нос. Вполне возможно, что это запах славы и подвигов, сэр Гай Гизборн, сказал он себе и решительно тронул коня.

Город гудел, как растревоженный улей. Большой отряд королевской армии на пути в мятежную Аквитанию вынужден был остановиться здесь в ожидании дальнейших указаний и нарушил привычный уклад жизни горожан. Одуревшие от безделья солдаты приносили прибыль лишь трактирщикам да фуражирам, на улицах было гораздо больше пьяных, чем обычно, а женщины предпочитали не выходить из дому, раздавая поручения мужьям. Жители, которым не было никакого дела ни до далеких французских владений короля Генриха, ни до методов воспитания строптивых королевских сыновей, постоянно находились в опасности, и легко было попасть под горячую руку в случайной драке или оказаться на пути спешащего по своим делам гонца.

Деревенский конь Гая Гизборна нервничал среди высоких, наполовину каменных домов, осторожно переставляя ноги по покрытой грязью и мятой соломой мостовой. Юноша, напряженно застывший в седле, чувствовал себя не лучше. Ему трижды пришлось спросить дорогу у прохожих, и каждый раз ему казалось, что горожане усмехаются вслед, отчего он выпрямлялся еще сильнее и надменно вскидывал голову.

Дом, в котором расположился начальник гарнизона, выходил окнами на центральную площадь, и принадлежал, как Гай уже знал, шерифу. Он был обнесен высокой каменной стеной и напоминал миниатюрный рыцарский замок, у ворот которого дремали в тени двое ленивых охранников. Они едва открыли глаза, когда всадник проехал мимо них и спешился на широком дворе у коновязи. Никто не спешил принять коня у приезжего рыцаря, и Гай, растерянно оглянувшись по сторонам, сам намотал поводья на жердь. Откинув с глаз темную прядь, юноша решительно постучал кулаком в закрытую дверь дома, отступил на шаг и стал ждать.

Ждать пришлось долго. Наконец заскрипел засов, и дверь отворилась ровно настолько, чтобы в щель просунулся мясистый нос с синеватыми прожилками от чрезмерного употребления вина.

– Чего надо?

– Я к начальнику гарнизона, – срывающимся от волнения голосом ответил юный рыцарь. – Мое имя – сэр Гай Гизборн, и я желаю служить короне.

Дверь открылась шире, и обладатель сизого носа оглядел юношу с головы до ног.

– Они отдыхают, – отрезал привратник, видимо сочтя Гая не особенно важной птицей. – Приходи завтра.

– Завтра с утра? – уточнил настырный мальчишка.

– Ну да… с утра… – замялся привратник. – Только не слишком рано.

– Я приду, когда сменится вторая стража, – сказал Гай.

Привратник молча кивнул и захлопнул дверь. Гай стоял на пороге, раздумывая, насколько удачной была его попытка завербоваться в британскую армию. Решив, наконец, что еще ничего не ясно и опускать руки рано, он вернулся к своему коню и снова выехал на улицу, чтобы найти какой-нибудь ночлег.

Между тем наступил вечер и в городе неожиданно быстро стемнело. Между домов, там, куда не достигал свет редких масляных фонарей, залегли глубокие тени, и Гай ехал, положив руку на рукоять меча. Редкие прохожие проскальзывали мимо, стараясь поскорее раствориться в темноте, и было неясно, кто кого боится больше – юный всадник их или они – его. Возле трактира Гаю встретился пьяный солдат, горланящий песню, ухватившись за столб коновязи. Еще одного пьянчугу вынесли двое слуг и аккуратно уложили лицом в грязь около дороги. Миновав злачное место, сэр Гай огляделся. Дома по сторонам улицы были солидными, но фонарей здесь не было совсем. Темная улица вела в неизвестную юноше часть города. Остановив коня, Гай замер в нерешительности. Было уже поздно, еще чуть-чуть, и его не пустят даже в самый паршивый трактир, вроде того, что он оставил за спиной. Нужно решаться.