– Тот вечер был лучшим в мой жизни, – вдруг откровенно признался. – Я жалею, что испортил память о нем наркотой и алкоголем. Я бы хотел всё исправить…
– Шурик, дружочек, говорю же, давай не будем об этом, – мягко перебила она. – Не то сейчас время, согласен? А о том, что произошло во время нашей последней встречи… ну, ты понял, о чём я? Документы, подписи и всё такое. Слишком много трагического случилось, поэтому теперь стараюсь забыть всю эту ситуацию, как страшный сон. Спасибо боженьке, что мы с тобой живы остались, и папа поправляется. Поэтому и тебе не стоит перебирать прошлое! Да ведь?
– Понимаешь, Алиса, нельзя не вспоминать, – вздохнул он, повторяя рассуждения Мирона. – Когда действие произведено, его невозможно перемотать назад. Например, если я что-то услышал, увидел, почувствовал, и это произвело на меня впечатление, то оно останется в памяти. Это же не игра, в которой можно что-то отменить. Всё произошедшее – оно со мной, понимаешь? И может, останется на всю жизнь, я ведь не могу произвольно забыть. Вообще, чем больше я об этом думаю, тем чётче происшествие прорисовывается в моей памяти, хотя бы потому, что во время воспоминания, я снова испытываю сильные эмоции. Даже на физиологическом уровне у меня в голове происходят изменения – становятся толще и быстрее нервные связи, создающие физический каркас ментальной картинки – так отрисовывается моя память о том событии.
– А ты не изменяешь себе, господин преподаватель, – вдруг рассмеялась она. – Ничего, что я не конспектирую?
– Всё в порядке, на экзамене проверю уровень твоих знаний, – поддержал шутку Шурик, понимая, что, действительно, лекции сейчас ни к чему.
– Кстати, очень интересно, и какая именно ментальная картинка обо мне отрисовалась в твоей памяти? Расскажи! – вдруг поинтересовалась она.
– Думаю, тебе это будет неинтересно…
– Нет-нет, я настаиваю! Мне бы хотелось понять, какой я выгляжу со стороны в чужом воспоминании. Давай-ка, рассказывай! – уперла девушка руки в боки, положив книжку на скамейку.
– Алиса… – заупрямился Алекс.
– Рассказывай, я тебе говорю! – настаивала она.
– Да что сказать? – наконец решил он высказать, что накипело. – Я же понимаю, что ты меня хотела использовать в своих целях. Причем втёмную, вот что обидно. Может быть, если бы ты рассказала мне всё напрямую, то я бы ради тебя сто раз подписался под этим очень непростым документом. Я понимаю, что за эту подпись с меня могли бы спросить даже жизнью. Но ради тебя я бы сделал это, сто процентов! А когда я понял, что ты меня просто хочешь использовать, то я тогда и сказал, что ты путаешь хорошее отношение со слабостью. Но ты обозвала меня трусом и наговорила много нехороших слов в присутствии уважаемых людей. Представь, каково мне…
– Ну ладно, ладно. Ишь ты, критик! – оборвала она, внезапно закипев. – Использовали его, видите ли. Все у него плохие, один он хороший. А как мне было не психовать, если вы поголовно ошибались, а я была совершенно права? Или, может быть, ты хочешь мне ещё что-то высказать? А? Я ведь вижу, что хочешь! Давай! Режь правду матку, не стесняйся, говори откровенно!
– Если откровенно, то… – Алекс замялся и вдруг произнес. – Короче, Алиса, я тебя люблю! Вот тебе правда. Вот тебе откровенно. И я вовсе не считаю, что ты злая, просто никто не видит в тебе то, что вижу я, а я вижу только хорошее. Мне кажется, что ты замечательный человек, просто скрываешь это под маской. Но я всё равно люблю тебя такой, какая ты есть.
Разговор вспыхнул на этой ноте и погас. Вдалеке послышалось, как кто-то рубит дрова.