Если бы Западу удалось уничтожить Россию в 1990-е окончательно, то наступил бы тот самый «конец истории», о котором бодро рапортовал Фрэнсис Фукуяма в своей книге «Конец истории и последний человек».[51] В частности он утверждал, что распространение в мире либеральной демократии западного образца свидетельствует о конечной точке социокультурной эволюции человечества и формировании окончательной формы правительства. В представлении Фукуямы конец истории, однако, не означает конец событийной истории, но означает конец века идеологических противостояний, глобальных революций и войн, а вместе с ними – конец искусства и философии.
Это означало бы финал развития человечества, застой, и, в конечном итоге, гибель. Однако для эволюции, осмысленность которой мы считаем фактом, такое неприемлемо. И потому появление Путина было неизбежно, ибо, кроме России, в мире просто не существовало силы, способной предотвратить наступление «конца истории». Китай, тогда лишь начинавший свой подъем, на роль горы, о которую споткнулся Pax Americana, просто не годился.
Роль личности в истории, с нашей точки зрения, заключается в осознании, что «у Бога нет рук, кроме твоих». И руки эти должны действовать в границах, позволяющих расширить свои возможности и как бы изменить ход истории. Мы пишем «как бы» потому что на самом деле это не изменение хода истории, а соответствие ему, действия в ногу с социальным временем, воплощение духа эпохи.
Кстати, чтобы действовать так, не обязательно быть президентом или любым другим главным лицом. Ведь зачастую облик реальности меняют люди малозаметные, совершающие действия, о которых большинство окружающих даже не в курсе, если только специально не интересовались вопросом.
Вы можете назвать событие, изменившее облик западной цивилизации и предопределившее ее демографический кризис? И мы не могли, пока летом 2020 года не прочли очередную заметку Виктора Мараховского:
«Если спросить современника, какие события 1960-х наиболее изменили мир, современник из России с высокой долей вероятности назовет полет Гагарина, современник из США – вьетнамскую войну, любитель геополитики – внедрение межконтинентальных ядерных баллистических ракет и строительство Берлинской стены, а культуролог, пожалуй, 1968-й год со всеми его спецэффектами.
Но рискну предположить, что это тот самый случай, когда больше всего правоты проявит прошаренная феминистка, заявив: “Конечно же, противозачаточные таблетки”.
Нисколько нельзя отрицать масштабного воздействия рок-н-ролла или межконтинентальных баллистических ракет на облик мира. Но тихие маленькие таблетки (как, впрочем, и остальные контрацептивы) изменили не расклад сил между сверхдержавами (всегда существовали какие-нибудь сверхдержавы и между ними изменялся расклад сил) и не способ распространения информации (всегда был какой-нибудь способ ее распространения). Они дали женщинам контроль над их репродуктивным поведением, и сейчас мы живем в мире, созданном этими таблетками.
Мир демографического кризиса, мир стареющего населения, мир заместительной миграции, мир изменившейся (и отчасти рассыпавшейся) структуры семьи – говоря по правде, наш мир по сей день не очень понимает, как жить в состоянии размножения, контролируемого самими размножающимися».[52]
Кто изобрел первые оральные контрацептивы, заложившие бомбу под демографию так называемых «развитых стран»? Можете ли вы назвать фамилию этого человека, не спрашивая у поисковых систем? И мы не можем.
Впрочем, даже если спросить, то можно выяснить, что над темой работал не только уроженец Австрии Карл Джерасси, которого называют «отцом противозачаточных таблеток», а вообще-то целая когорта химиков. И каждый из них сыграл отведенную ему важнейшую историческую роль, не будучи ни президентом, ни видным религиозным деятелем, ни представителем наследственной аристократии, либо каких-то других слоев общества, о которых часто громко говорят, что историю творят именно они.