Еще я писала кучу эсэмэс. Потому что о каждом приеме, о каждом назначении, о каждой записи нужно было сообщить сурмаме или донору сначала звонком, а затем, положив трубку, написать эсэмэс, чтобы у девушки не было шансов забыть какую-то деталь, к примеру, адрес или дату. Мой сотовый был зеленого цвета «Нокией» неизвестной мне модели с серыми прорезиненными овальными кнопками. И эти самые кнопки требовали особого усилия при нажатии. А набирая сообщение на таком телефоне, тебе нужно было несколько раз нажимать на каждую кнопку вплоть до появления на экране желаемой буквы. Поэтому в конце дня у меня уже была небольшая вмятинка на большом пальце, свидетельствовавшая о моем трудовом усердии.

В последующие дни и недели, когда А. или М. звонили мне с информацией о предстоящем приеме очередной девушки, то я сначала записывала в планер, а уже потом начинала искать в интернете (чтобы лишний раз не докучать вопросами), в какой вообще клинике принимает названный начальницей доктор, где она находится и как до нее добраться, потому что, как выяснилось после очередного созвона с потенциальной сурмамой, если не дать женщине пошаговую инструкцию, включающую все повороты направо и налево в метро и от него до места, то она не доберется. Или доберется, но сильно опоздает, а этого допускать никак нельзя, потому что на приемы к тем врачам, с которыми сотрудничала «Горго», обычные люди записывались за несколько месяцев вперед. И эти врачи не имели возможности подстраиваться под опоздавших, несмотря на то, что нам они делали явные поблажки. Итак, мои сообщения ввиду этого обстоятельства становились длиннее.

Еще я ходила в банк сдавать деньги. В первые разы я, конечно, стрессовала. Хоть банк и находился буквально в 50 метрах от офиса, но я все равно упорно думала, что абсолютно все прохожие знают, что в моей сумочке несколько пачек денег. Поэтому я переобувалась (ведь на каблуках от злоумышленника не убежишь) и шла очень быстрым шагом. Да чего уж там, я буквально влетала в банк на третьей сверхзвуковой. Выдыхала я только тогда, когда меня провожали из общего зала в специальную комнату, где были комфортные мягкие диваны для ожидания клиентов отдела по работе с юр. лицами. Там почти никогда никого не было, в отличие от общего зала, откуда доносилось настоящее жужжание улья. И когда оператор менял мои пачки на квитанцию, я окончательно расслаблялась и вальяжно плелась обратно в офис, довольная тем, что сберегла капиталы. Чтобы продолжить стоять на страже телефонных звонков.

Иногда звонивший в офис обращался ко мне «Виктория», и мне приходилось представляться и объяснять, что, несмотря на то, что Виктории по этому номеру больше нет и не будет, я с удовольствием ему помогу. Не самыми комфортными были эти беседы с теми, у кого с моей предшественницей успели сложиться доверительные или даже приятельские отношения, как, например, у некоторых постоянных доноров. Но, по правде говоря, таких было мало. В основном девушкам было все равно, как меня зовут, далеко не все старались это запомнить, хотя я настойчиво подписывалась в конце эсэмэс. Скорее всего, они воспринимали меня как мы сейчас воспринимаем электронных помощников, с которыми сталкиваемся при звонке в банк. Подавляющее большинство из них никогда меня не видели, потому что офис не посещали, а участвуя в суррогатной или донорской программе, курсировали исключительно между клиникой репродукции и нашей лабораторией, а я была всего лишь голосом в трубке, своеобразным Фантомасом. Такое положение вещей меня очень забавляло. Все знают, что она есть, но никто ее не встречал. Если верить общепринятым нормам, то в женщине обязательно должна быть загадка. Так вот во мне ее было – обзавидуешься!