– И мне кажется, – когда уже все отсмеялись, продолжила она, – что не столько арка у ворот виновата, как сам дом на нее воздействует магической структурой. Вроде бы тебя ночью болары прямо на крышу опустили, от ворот твое касание ногами уже и не видно было, а музыка все равно заиграла. Да еще как заиграла!

– Ну да, такое впечатление, что дом еле сдерживался во время моего спуска, а потом взял и грянул оркестром, – согласился Кремон и тут же вернулся к более актуальной теме: – Ну, с домом-то я постараюсь позже пообщаться… если сумею… А вот что с поиском изображения сентега? Неужели убрали часть напольной мозаики во время ремонта?

– Такого быть не может! – решительно заявил Огюст. – Если что здесь отваливается или трескается, то заменяется только идентичным материалом. Как по текстуре, так и по цвету, оттенку или форме.

– Ну а где же тогда…

– Глаза лучше раскрывать надо и головой думать! – с издевкой воскликнул патриарх. – Если так разобраться, то я уже давно подозревал, что тысячи раз пялился на некое существо и задавался вопросом: кто это такой? Уж не сентег ли? А теперь, после нахождения этой записи, окончательно удостоверился в своих догадках.

– И где же он?! – воскликнула Мальвика.

Старик не спеша откинулся на спинку кресла, некоторое время горделиво улыбался и только после должной, артистической паузы царственным жестом ткнул пальцем в потолок:

– Прямо над нами!

И все взоры устремились на древние, очень, очень древние лампы. Их было три. Каждая величиной с человека, распростершего руки. Метра два в длину, а раскинутые крылья в размахе достигали трех метров. Три птицы. Но если одна из них, вполне обычный орел, никак не могла быть сентегом, то вот две остальные во все времена считались загадкой или эдакой фантасмагорической абстракцией неизвестного мастера.

Одна напоминала громадную, несущуюся, планируя, сову. А может, и филина. Очень похожая на морского сипайта, обитающего на островах Морского королевства. В первый свой визит сюда Кремон так и подумал, что это сипайт. Но уже давно, не раз присматриваясь, понял, что птица сильно отличается от своего более мелкого собрата. Ноги короткие, как и шея, голова почти прямо из туловища. Крылья очень широкие, образующие со всем остальным телом словно большой полутораметровый круг. Причем сейчас особенно ощущалось, что создатель этого изображения явно творил с образца. Уж слишком много было в птице экспрессии, живости, стремительности и хищной красоты. Причем сразу в голове откладывалось: не может такое создание считаться лучшим лекарем данного мира. Тут же ощущалась психологическая несоразмерность с данным предположением.

А вот лампа, висевшая по центру, изображала крылатое создание, которое больше походило на получившего оперение человека. Но с удлиненными тонкими ногами, укороченным туловищем и слишком вытянутой шеей, на которой располагалась сплюснутая голова с птичьим клювом. Продолжение рук было уже чисто крыльями, с большими, широкими перьями, но создавалось впечатление, что при желании данное существо могло легко и уверенно пользоваться своими длинными и подвижными пальцами. Пальцев на конечностях имелось по четыре.

Если уж и быть кому-то врачом, умеющим проводить сложнейшие хирургические и магические операции, то только данному существу.

– Так вот они какие – сентеги… – пробормотал Кремон.

И его высказыванию вторил голосок маркизы:

– Немного страшненькие, конечно, но с другой стороны, что сорфиты, что болары, а уж тем более колабы – еще более отталкивающие при первом знакомстве.

И тут в голову Кремона, вернее по его мозгам, словно молнией ударило воспоминание: он шагает по скользкому льду создаваемого упора над топкими болотами, а рядом вприпрыжку семенит, а точнее сказать, левитирует престарелый Эль-Митолан, создатель воздушной Сферы, Самсон Громобой, и держит в руках раскрытую книгу. А там четкий рисунок сентега во всех его несуразных деталях.