Назавтра узников никуда не увезли. Ричард и Уилли пробыли в бристольском Ньюгейте до начала тысяча семьсот восемьдесят пятого года. Отчасти это промедление было благом – родные могли позаботиться о них, а отчасти – проклятием: родные Ричарда видели, как ему тяжело.

Решив повидать Ричарда, Мэг однажды пришла в тюрьму. Но разыскав сына среди сонма узников, больше похожих на призраков, увидев его лицо и стриженую голову, она лишилась чувств.

Но это было еще не самое худшее. Вскоре после Рождества Ричарда навестил кузен Джеймс-аптекарь.

– С твоим отцом случился удар.

Глаза Ричарда мгновенно утратили блеск. Даже после смерти Уильяма Генри они иногда бывали безмятежными, в них вспыхивали задорные огоньки, а теперь глаза угасли. Они по-прежнему были живыми, но казались глазами стороннего наблюдателя.

– Он умрет, кузен Джеймс?

– Думаю, нет. Я прописал ему строгую диету. Будем надеяться, что ни второго, ни третьего удара не последует. У него отнялась левая рука и нога, однако он может говорить и мыслит здраво. Он рвался к тебе, но мы решили, что в таком состоянии неразумно отпускать его в Ньюгейт.

– А как же таверна? Отец не выживет, если ему придется ее покинуть.

– В этом нет никакой необходимости. Твой брат прислал к нему в ученики своего старшего сына, славного паренька, не такого падкого на деньги, как сам Уильям. Думаю, мальчуган был только рад покинуть родительский дом. Жена Уильяма безнадежно скупа – впрочем, это ты и сам знаешь.

– Должно быть, именно она не пускает Уилла проведать меня. А он, наверное, горюет о том, что теперь некому точить ему пилы задаром, – бесстрастно ответил Ричард. – А как мама?

– Как обычно. Она знает лишь одно средство от всех бед – работу.

Ричард не ответил, только устроился поудобнее и вытянул перед собой ноги. Уилли молчаливой тенью жался к нему. Борясь со слезами, кузен Джеймс-аптекарь пытался увидеть Ричарда взглядом постороннего человека, что было не так уж трудно. Как ни странно, Ричард стал еще привлекательнее, чем прежде. Или раньше его привлекательность не так бросалась в глаза? После того как Дик состриг его кудри, оставив волосы длиной не более половины дюйма, короткая стрижка подчеркнула изящную форму черепа, высокие скулы и римский нос на гладком лице. Если в его внешности что и изменилось, так только рот: нижняя губа по-прежнему осталась чувственной, но Ричард держал губы плотно сжатыми, и они утратили свои безмятежные очертания. Тонкие, изогнутые черные брови нависли над глазами.

«Ричарду минуло тридцать шесть лет, – думал аптекарь, – Бог подверг его испытаниям, как Иова, и все же Ричард не сломался, не пытался обмануть или оскорбить Всевышнего. За последний год он потерял жену и единственного ребенка, все свое состояние, репутацию, родных – таких, как его эгоистичный братец. Но себя Ричард не потерял. Как плохо мы знаем тех, кого считаем знакомыми как свои пять пальцев, кто провел рядом с нами всю жизнь!»

Ричард вдруг ослепительно улыбнулся, его глаза блеснули.

– Не тревожься за меня, кузен Джеймс. Тюрьма не в силах погубить меня. Я просто должен пережить это испытание.

Поскольку из Бристоля в Глостер предстояло перевезти лишь нескольких заключенных, Ричарда и Уилли известили о поездке за два дня, в первую же неделю января.

– Можете взять с собой то, что сумеете унести в руках, – разрешил тюремщик Уолтер, когда узников привели к нему, – но ни на йоту больше. Никаких тележек и тачек!

Он не намекнул, как их повезут, и Ричард воздержался от вопросов. Уилли открыл было рот, но тут же поморщился от боли – Ричард вовремя наступил ему на ногу.