Тревильян попытался отстраниться, но Ричард мертвой хваткой вцепился ему в плечо и легонько постучал молотком по взмокшему лбу.

– Не шевелись, Сили, а не то все это белое покрывало будет перепачкано твоей кровью.

– Что ты задумал? – в ужасе прошептала Аннемари. – Ричард, ты же пьян! Умоляю, не убивай его! – Ее голос зазвучал пронзительно и резко. – Брось молоток, Ричард! Брось молоток! Не убивай его! Опомнись!

Презрительно сплюнув сквозь зубы, Ричард повиновался, но бросил молоток так, чтобы при первых признаках угрозы дотянуться до него.

«Думай, Сили Тревильян, думай! Он в ярости, но по натуре он не убийца! Уговори его, успокой, возьми дело в свои руки!»

Не обращая внимания на визг Аннемари, Ричард вновь взялся за молоток и приподнял им подол рубахи Тревильяна, а затем обернулся к Аннемари с притворным недоумением на лице.

– Так вот на что ты польстилась! Должно быть, он пообещал щедро заплатить тебе?

Ричард не знал, к кому испытывает большую ненависть – к Аннемари за то, что она торгует собой, или к Сили Тревильяну, по милости которого ему пришлось назвать эту женщину женой. От выпитого рома и бешенства он так распалился, что мечтал лишь об одном: отомстить обоим – по крайней мере за этот злополучный вечер и за собственную ярость. Нет, он не станет доводить дело до суда, не поддастся корыстным побуждениям. Но что бы ни случилось, он заставит этих людей бояться его и последствий содеянного.

Стремительно выбросив вперед руку, он схватил Тревильяна за горло и поставил его на колени посреди постели.

– У меня есть свидетель тому, что вы соблазнили мою жену, сэр. Я намерен взыскать с вас… – он сделал паузу, обдумывая сумму, – …тысячу фунтов за оскорбление. Я уважаемый ремесленник, мне не пристало быть рогоносцем, особенно по вине такого мерзавца, как ты, Сили Тревильян. Ты же охотно согласился заплатить за услуги моей жены – и заплатишь, только гораздо больше.

«Думай, Сили, думай! Дело принимает именно тот оборот, на который ты и рассчитывал. Он становится словоохотливым, ненависть угасает. Ром постепенно усыпит его».

Облизнув губы, Тревильян выговорил тщательно продуманные слова:

– Морган, ты вправе обратиться за помощью к блюстителям закона, я признаю, что нанес тебе оскорбление. Но зачем же доводить дело до суда? А как же мои мать и брат? Подумай о своей жене, о ее репутации! Если случившееся будет предано огласке, она потеряет работу и станет отверженной!

Ярость и вправду угасала. Морган вдруг растерялся, нахмурился, смутился. А Тревильян продолжал:

– Я готов признать свою вину, но давай разрешим недоразумение прямо здесь и сейчас. Тысячу фунтов я тебе не дам, а на пятьсот можешь рассчитывать. Я выдам тебе вексель на пятьсот фунтов – и все будет кончено, Морган!

Обезоруженный этой безоговорочной капитуляцией, Ричард присел на край кровати, гадая, как же ему быть. Он рассчитывал, что Тревильян станет отбиваться, сопротивляться, вынуждая его перейти к крайним мерам, но с какой стати он вообразил себе такое? Потому, что вспомнил энергичного, хладнокровного мошенника, скрывавшегося под изысканной одеждой и жеманными манерами? Ричард внезапно понял, что Тревильян завладел инициативой. Этот человек выходил сухим из воды благодаря своей хитрости, а не силе.

– Это щедрое предложение, Ричард, – робко вмешался Уилли Инселл.

– Ладно, – вздохнул Ричард и поднялся. – Оденься, Сили, ты смешон.

Дрожащими руками натянув нефритово-зеленый сюртук с вышивкой оттенка павлиньего пера, Тревильян последовал за Ричардом в соседнюю комнату и сел за письменный стол Аннемари. Надеясь разжиться деньгами, Уилли Инселл присоединился к ним, не сознавая, что Ричард не имеет ни малейшего намерения получать деньги по векселю. Ричард жаждал только отомстить, заставить Тревильяна еще несколько дней обливаться холодным потом, предчувствуя потерю пятисот фунтов.