Мы отдавали деньги, но рыжий худощавый паренёк Костя возмутился:

– Вы не имеете права, это беспредел!

– Ты юрфак заканчивал или на зоне сидел, умник? – спросил Кольцов и преподал молодому первый армейский урок. Он подошёл, ухмыляясь, и нанёс бедняге удар кулаком в живот. Костя согнулся и застонал. Кольцов обвёл взглядом молодое пополнение:

– Ну, кто ещё хочет поговорить о своих правах?

Желающих не оказалось… Мы приуныли. Первые полгода нам нередко приходилось выполнять поручения старослужащих: застилать кровати, чистить их обувь, стирать и выглаживать их обмундирование. Костя «летал» больше остальных. Ему часто доставалась самая неблаговидная работа. Кольцов получил две лычки на погоны и Костю «посылал на очки»: чистил паренёк казарменные унитазы… иногда зубной щёткой.

Костя жаловался мне на произвол старослужащих, но, увы, помочь ему я не мог. В разговорах со мной он немного отводил душу.

– Косить надо было от призыва! Где справедливость? Богачи платят военкому и отмазывают своих деток от армии…

Я рассказал ему о себе. Он удивился:

– Отчего твой батя не помог тебе откосить от армии?

–Отец считает, что служба делает из парня мужчину.

– Армия, как и тюряга, мужиков в садистов превращает, – возражал Костя.

– Они не такие уж и плохие, – заметил я. – Просто надо с уважением относиться к людям.

– Не тебя ли они ночью посылали за водкой? – усмехнулся Костя.

Да, подчас не было покоя и после отбоя. Однажды меня разбудили посреди ночи…

– Дух, подъём, – прозвенело в моём ухе. Я вскочил с перепуга и принялся одеваться. Старики покатились со смеху. Я увидел лицо рядового из старослужащих Ермакова.

– У дедушки Вани днюха, – сказал он.– Душара, добудь нам водки и закуски.

– Где? – растерянно спросил я.

– Мне плевать, – взревел Ермаков. – Укради, роди… Мигом убежал!

– Я убегу и «рожу» да только ради товарища младшего сержанта, – смело проговорил я и бросился к выходу. Меня остановил голос Кости, который стоял дневальным на тумбочке:

– Куда ты?

– «Рожать водку и закуску», – усмехнулся я.

– В посёлок?

– А куда ещё?

– Деньги-то есть у тебя?

– Немного. Едва ли хватит…

– Подойди.

Он достал из кармана, кажется, сторублёвку и протянул мне.

– Не надо.

– Бери, говорю!

Я взял деньги и выбежал из казармы на плац; юркнул в темноту, перемахнул через каменный забор, поранил руки, но, не чувствуя боли, метнулся в посёлок. По счастью, в магазине горел свет. Тогда я, запыхавшись, ворвался в дверь и протянул испуганной продавщице деньги. Женщина с сочувствием взглянула на меня и положила в пакет водку, хлеб, палку колбасы и пачку сигарет. (Видимо, я был не первым на её памяти, кто пытался «родить», прибегая в этот магазин!)

– Я этого не просил, – заметил я, возвращая сигареты.

– Пригодится, – сказала продавщица, улыбаясь. Я поблагодарил и бросился в расположение части… Вернулся в казарму, отдал старослужащим всё, что удалось добыть в «самоволке», промыл водой с мылом раны на руках и лёг спать… Кольцов с тех пор меня стал уважать, а однажды даже заступился.

Как-то раз я столкнулся с Ермаковым в располаге, он застал меня врасплох глупым дембельским вопросом: «Сколько дней до приказа дедушке осталось?»

– Не знаешь, душара! Нехорошо… Упор лёжа принять!

Я нехотя повиновался и под счёт «раз-два» начал отжиматься. Но ему этого показалось мало. На «раз» я опустился, а он сел мне на спину… Я выбивался из последних сил и едва не рухнул на пол, когда Ермакова окликнул Кольцов:

– Пашка!

Ермаков сошёл с меня, а я поднялся и отдышался. Они о чём-то говорили, поглядывая в мою сторону. «Ты совсем спятил? – внезапно донёсся голос Кольцова. – Ты знаешь, кто его отец?»