Морак трясся, с трудом внимая собственным словам. Его величие, созданное в воспалённом мозгу, не позволяло так откровенно общаться с простым оборванцем, к тому же ещё и столь юным. Он отшвырнул мальчишку и быстро скрылся за занавеской. Когда Косс вернулся, паренька уже не было. Оставалось только надеяться, что карлик не заметил его короткого отсутствия.
Когда гул голосов уже не мог быть незаметным и потребовал вмешательства, Косс решил спросить у толпы, в чём причина их утреннего собрания.
– Прошёл слух о хорошем вознаграждении. Только полный дурак не будет думать о завтрашнем дне. Сказали приходить сюда, вот мы и пришли.
– Я ничего об этом не знаю, можете уходить.
– Неет, постой командовать. Ты не знаешь, так я знаю. Ты свободен пока, а там посмотрим, – заскрипел голос из-за занавески.
Косс не смог возразить, да и глаза его закрывались сами собой. Он ушёл по коридору, выбрал первую попавшуюся пустую пещеру и уснул прямо на полу. Вскоре появился Морак. Он выскользнул из комнаты, вызвав неожиданную реакцию у собравшихся. Им вдруг показалось, что за их спинами крадётся какая-то тень, не исключили даже то, что это мог быть грум, решившийся напасть сзади. Кто-то уже потянулся за камнем, но так и застыл в нелепой позе. Мальчишка говорил, что этот уродец сильно воняет, но что это карлик, он сказать забыл.
Морак ухмыльнулся, показывая пальцем на того, кто хотел схватить камень, и закивал головой.
– Вот ты, такие мне нужны. Отойди пока в сторону. Ты, ты, ты…
Он обошёл всех, глядя снизу-вверх и тыкая грязным пальцем в грудь некоторых из толпы.
– Все, на кого я указал, прошу, – он сделал жест рукой, приглашая войти в комнату. – Остальных прошу пока освободить это место. Я дам знать, если вы мне понадобитесь.
Вода уходила не только из этого источника. Из шести только лишь три позволяли утолить жажду, остальные будто испарились. В отчаянии люди копали и долбили вглубь, пытаясь найти следы ушедшей воды, но так ничего и не добились. Иногда кто-то из племени возвращался, чтобы копать глубже, но мёрзлый грунт и камни не поддавались ни заступам, ни секирам, а искателя воды уносили под вечер. Часто он уже не вставал на ноги, холодный воздух в яме сковывал дыхание и забирал из тела последние силы.
Остывало всё, пещеры, камни, русла ручьёв. Вода не могла пробиться сквозь замёрзшую поверхность, просто не успевала сделать это, поэтому замерзала в пути или уходила глубже. Кто-то пытался наскрести мёрзлых камней и песка, разогреть всё это на огне, но лишайник, дающий этот самый огонь, тоже иссяк.
Морхуны, даже то небольшое количество, что стояло в загоне, умирали один за другим. Их мясо складывали под прессы, рубили на полосы, сушили, запасали, но смысл этих действий постепенно угасал. Что стоят запасы мяса, если оно практически несъедобно без воды и васхры, урожай которой в этот раз погиб совсем. Нападения на караваны стали бессмысленными, так как торговля между общинами почти не велась. Кодбанов становилось всё меньше, пещеры пустели, но не только смерть способствовала этому. Некоторые смельчаки собирали свои скромные пожитки и уходили в ночь. Редко кто знал, куда идти, лишь единицам удавалось попасть в убежище другого племени, но их или убивали тут же, или они получали приют и в скором времени умирали от воспаления кожи и глаз. Но оставшиеся в убежище кодбанов смельчаки не могли знать о судьбе тех, кто ушёл раньше их. Они таили веру в душе, что им удалось дойти до цели и обрести счастье.
В тёмных пустующих коридорах звучало эхо, которое рождалось само собой, то ли от падения камня с потолка, то ли от пробежавшей тени одинокого грума. В такие коридоры уже никто не ходил по одному. Отбиться от одного зверя было не сложно, но всё чаще грумов замечали стаями, и они вели себя довольно смело. Иногда грумы даже не собирались убегать при виде света, а на брошенный в них камень отвечали ворчанием и тявканьем.