Весь этот зал хранил тишину и покой, но вызывал дрожь и покорность, бескрайнее повиновение. Путники не сразу осознали, что стоят на коленях, опустив головы, будто неведомый приказ, сигнал прокрался в их мысли и управлял ими. Никто не хотел смотреть вперёд, это было невыносимо. Они прекрасно осознавали, что это, когда по тёмно-золотым стенам скользнули эти тени. Их было десять, длинные прямоугольные тени, всё отчётливее проявлявшиеся на стенах круглого помещения по мере усиления жёлтого света, лившегося с потолка.

Но пугали даже не сами тени на стенах, а то, что их отбрасывало. Десять золотых саркофагов, стоящих вокруг огромного диска – круглого зеркала в полу, словно лучи, испускаемые солнцем. «Два солнца, одно – отражение другого, но они едины. Это символично и так… так глубоко», – размышлял Маттис.

Страх перед умершими великанами стал тонуть в другом, более сильном страхе – собственной смерти. Маттис тронул Эливена за плечо, они медленно поднялись и подошли к огромным золотым лучам – саркофагам. Под прозрачными крышками лежали они, их предки, великие создатели всего этого, беловолосые мертвецы. Их лица, не тронутые временем, были чисты, изящны и совершенны. Они словно спали в своих колыбелях, ожидая утро. Слегка бронзовый цвет их лиц вводил в заблуждение путников, смотревших на них сквозь толстое стекло. Нет, их лица белые, ошибки быть не должно. Это свет от жёлтой лампы делает их другими. Вот и великан, который разговаривал с ними там, наверху, лежит в своём гробу. Его лицо тогда было белым.

– Наверное, он был последним живым. Великан оставил послание, спустился сюда и лёг в это ложе, чтобы уснуть навсегда. О, Эливен, как это всё ужасно. Мы никогда не узнаем о том, что случилось в то далёкое время.

– Маттис, если говорить о времени, то у нас его не осталось. Давай попробуем осмотреться, ведь великаны тут оказались не для того, чтобы уснуть навеки. Они тут обитали, вероятно, они чем-то питались.

– Ты прав, поспешим, друг.

Совет общины плантаторов собрался в большом зале. Огромные кресла, грубо вытесанные из песчаника, выстроились полукругом в центре помещения. Двадцать четыре скамейки, размер которых позволял расположиться только по одному человеку на каждой из них, стояли в четыре ряда по шесть штук. Двадцать четыре юноши уже заняли свои места, более высокие из них сидели на последнем ряду.

Совет, состоявший из десяти членов, заслуживших эту почётную должность особыми заслугами перед обществом, расположились в креслах.

За спинами юношей стояло ещё одно кресло, самое высокое, более тонкой работы, отполированное до стеклянного блеска. Правитель общины, великий Асимор, возглавлял это главное собрание года – распределение молодого пополнения. Двадцать четыре молодых человека, каждому из которых исполнилось шестнадцать лет к этому моменту, которого они ждали с нетерпением и надеждой, не смели шелохнуться и поднять взгляд выше своих колен.

Асимор терпеливо ждал, когда волна шёпота, летящая по залу, успокоится окончательно, и когда это случилось, открыл собрание.

– Приветствую вас, члены совета общины, а также вас, юноши, на нашем собрании. Ежегодное заседание, посвящённое распределению молодых, пополнивших наш общий с вами дом, я вынужден начать с горькой правды, которая уже не может быть скрыта от глаз народа. Не лучшие времена переживаем мы сейчас. Нас восемьсот человек, но когда-то нас было в два раза больше. Это были спокойные времена, когда наши плантации васхры и семирды вдоволь орошались водой из Ручья жизни. Лишайник, источник огня, так необходимый нашим мастерским, заполнял все стены и пол дальних пещер. У нас пятьдесят морхунов, которые уже не едят вдоволь, так как нет семирды в том количестве, как раньше. Тёплые дни подошли к концу, они покидают нас, а на смену им спешит холод, сковывающий воду, заставляющий её уходить всё глубже под пещеры. Советник Ормас, прошу вашего слова. В каком состоянии находится источник воды?