Элинор тихо всхлипнула, слезы побежали по щекам. Воспоминания продолжали течь рекой.

Бабушка часто ругала отца и жалела мать. Родители Элинор все время откладывали приобретение дома из – за постоянных отъездов в другие города. «Твой отец специально не покупает особняк, нравится ему жить в комнатах королевского дворца и настойку шиммы с друзьями там пить, – ворчала бабушка. – О жене совсем не думает, да еще голос повышает на нее».

Мать заходила проведать дочь чаще, чем отец. Каждый раз Элинор с бабушкой, сидя за чаем, выслушивали ее бесконечные жалобы на мужа. Бабушка во всем поддакивала своей дочке. Они обе видели в Элинор союзницу, которая должна поддерживать их разговор о том, какой плохой характер у ее отца. Иногда Элинор и правда, так думала, она жалела несчастную мать и сердилась на папу. Но чаще ее детское сердце рвалось на части, она любила отца, признавать, что он плохой ей было больно. Но пойти против бабушки и мамы было нельзя. Элинор все больше молчала, предпочитала слушать и кивать.

Как же часто ей не давала покоя мысль, что она предательница, то по отношению к отцу, то – к маме и бабушке. Последние часто убеждали ее, что она должна быть на их стороне, и Элинор казалось это правильным.

Сейчас, лежа в темноте, она вспомнила, как папа с ней занимался, разъяснял ей трудные примеры с курсов, как сам ей сделал ей кукольный домик с мебелью, а мог бы купить у мастериц. Как они вместе делали мозаику, подбирали цветные стеклышки и очень радовались, когда складывался правильный узор. Как отец ходил с ней, малышкой, по дворцу и представлял ее всем свои друзьям, гордо говорил: «Познакомьтесь, это моя дочь!»

Слезы продолжали катиться на подушку. «Почему я всегда должна была разрываться на две части?» – этот вопрос крутился у нее в голове.

«Как неожиданно сегодня друзья папы открыли мне его с той стороны, о которой я ничего не знала», – думала Элинор. Вдруг яркой вспышкой высветилась мысль: «Мне во что бы то ни стало следует изучать магию, как отец!»

Это решение захватило все ее существо, слезы высохли. Она задумалась о том, как события стремительно меняются ее в жизни. Элинор глубоко вздохнула несколько раз. Дом Алеуса хранил в себе покой, приятные запахи сладких трав перемешивались с горькими, убаюкивали девочку. Она не заметила, как уснула.

Выйдя от Алеуса, Великий Пешеход направился к матери Элинор. Он решил поговорить с ней немедленно, несмотря на поздний вечер. «Новый муж Теи – эльф Элтиан – будет недоволен визитом… Ничего, переживет. Девочке грозила гибель в темном лесу. Он наверняка сопровождал ее мысленным взором по просьбе матери, но ничего об опасности не сказал Тее. Иначе как объяснить, что они Элинор не ищут? Тея уверена, что дочка находится одна в бабушкином доме, и что с ней все в порядке?» – размышлял Пешеход, быстро шагая по пустой улице.

Аллея к особняку Элтиана освещалась цветами ноонги, их тусклый свет давал возможность разглядеть дорожку только на шаг впереди. Дом черной громадиной возвышался в глубине сада. Прежде чем постучать в парадную дверь, Великий Пешеход огляделся: «Всегда есть незапертые боковые входы для посыльных или слуг. Может лучше войти там, послать за Теей? Тогда с Элтианом не придется здороваться и общаться».

Его привлек луч света, выбивавшийся слева из приоткрытой двери. Великий Пешеход толкнул дверь, вошёл в небольшой темный коридорчик и огляделся – никого не было. Он двинулся вперед, и тут до него донеслись тихие ровные мужские голоса. «Слуги бы не стали так неторопливо беседовать. Что это за собрание в столь поздний час?» Пешеход пошел на звук, свернул за угол и оказался рядом с массивной вазой. Он поспешил спрятаться за ней, осторожно заглянул в высокий проем зала. Огромная ваза защищала его. С его места комнату собрания было хорошо видно. За столом сидел Элтиан и трое вечноживущих. «Что это они не в центральном зале собрались? Прячутся? Кто их может заметить в доме? Разве что Тея?» Пешеход коснулся вазы – холод мрамора оставил неприятное ощущение на пальцах. Он встал поудобнее, окинул взглядом помещение.