– Что?! – побледнел Артур, – Так это правда?! Он имеет право наследовать после моего отца?!
– Нет, не имеет, он незаконнорожденный. Он сын Терезы, женщины, брошенной твоим отцом незадолго до дня их венчания. Твоего, то есть вашего отца Барнс сгубил в память о своей матери, проклятье которой коснулось и её саму. Да, знала бы она, произнося это зловонное гнильё, что в её чреве уже зародилась жизнь, ставшая ей же приговором. Вот уж в самом деле, отравилась своим же ядом. Она умерла в родах, как и твоя, Артур, мать, как и любая несчастная, решившая родить от Гейсборо. Ты и Барнс прокляты Терезой, как прокляты и ваши потомки, поэтому только примирение ваших ветвей может справиться с этой напастью.
Оглушённый Артур, казалось, потерял дар речи.
– Что-то мне не верится, что эта сволочь, Барнс, способен на чистосердечное примирение, – горько усмехнулся герцог Клар.
Эрна кивнула:
– Они оба не способны на это. Я не вижу для них ни малейшего шанса, – кивнула Эрна, – Но этот шанс появится у их детей.
Эти последние слова Эрны вывели Артура из забытья:
– Так значит у моего сына есть шанс вернуть себе своё? Шанс освободиться из-под этого проклятья?!
Эрна неопределённо кивнула:
– У него появится такой шанс, если ты дашь ему его. Указанные мной бумаги оставишь в тайнике в лабиринте замка Бетенгтон…
– Каком лабиринте?! – вот уже в который раз изумился услышанному герцог Клар.
Артур согласно кивнул:
– Тайна этого лабиринта строго оберегается моим родом. Раз Эрна и это знает… так тому и быть.
Эрна удовлетворённо кивнула и продолжила:
– Кроме того, вложишь туда ещё одну записку, которую напишешь сейчас. Вон бумага и перо.
Артур, не задумываясь, повиновался, и уже в следующее минуту Эрна начала диктовать:
«Похоть, страсть и гибель замок разобью,
Их пути сомкнутся, ненависть им друг.
Не осесть туману на земле чужой,
Не убить тумана дружною мечтой.
Ураган срывает с дерева плоды,
Ветви обрубает, души рвёт в куски.
Желуди в полёте. Клён в лесу родном.
Остров на болоте, граб и дуб на нём.
Две бескрылых птицы на камне и в воде.
Летом снег ложится, носится во мгле.
Пламень плесневеет, но водой омыт.
Тьмой надежде к миру путь почти открыт.
Утром ночь сменилась. Воронье летит.
Как гитару, песня сойку защитит.
В дождь ли, в лунном свете золото мелькнёт.
Сталь конец положит, всех в одно сведёт.
Песня вспомнит чудо и в туман нырнёт,
Спящего разбудит, льва в кулак возьмёт.
Пятый плод поднимет тот, кто обретёт,
Остальные примут, рука руку жмёт.
Каждому по паре, стаю свет зовёт,
Пятым, умирая, снег печать сорвёт.
Только через пламя, ад прошедших мук,
Всё придёт к началу без горя и разлук.»
Артур положил перо и в изумлении перечёл только что написанное.
– И в этом есть смысл?! – невольно воскликнул Натаниэль.
Эрна загадочно усмехнулась:
– Это описание событий, которые приведут к желаемому результату. Артур, ты меня понял? Все эти бумаги ты должен спрятать до того, как решишь что-нибудь предпринять против Барнс. Это самое большое, что ты в силах сделать для своего сына.
– Я понял, сделаю, как ты велишь, – печально откликнулся Артур, – Но какой смысл в завещании, если оно не будет прочитано наследником?! Мой сын ещё слишком мал, чтобы знать тайну лабиринта…
– Он прочтёт твое послание в своё время. Один из четырех близнецов найдёт твои бумаги… – Эрна невесело рассмеялась, – Славная история получится! Целых четыре близнеца!.. Да, если хочешь, оставь в том же тайнике и план лабиринта… хоть это и не обязательно… Вот теперь я всё сказала. Убирайтесь прочь!
Эти последние слова были сказаны таким холодящим душу тоном, что никто не посмел ей возразить. Артур сложил исписанный листок и, подавив тяжёлый вздох, направился к выходу. Герцог поспешил следом. Натаниэль уже собирался последовать их примеру, как вдруг Эрна молниеносно подскочила к окну и схватила молодого герцога за руку: