– А, – понял Старец. – Не знаш как крест ложить должно. Ну что ж, и то добро, что не лукавишь. Видно Антихрист не овладел еще твоей душой вконец. Садись. – он кивнул на лавку под окнами.

Мне казалось, что я где-то уже встречал это лицо, но я никак не мог вспомнить – где именно. Пока до меня не дошло, что в нем много общего с чертами лица Архипа – такой же острый орлиный нос, стальной колючий взгляд, скулы. Только глаза другие, без монголоидного налета. Я сел. Архип и второй сели рядом и, как бы невзначай, с разных сторон, примерно в метре от меня. Они явно еще не знали, дозволено ли будет вообще общаться со мной.

– Говори, сынок, – почти ласковым, но каким-то безразличным, бесцветным голосом велел Старец, – Как ты попал к нам, откель шёл. Кем раньше был. А уж о твоем будущем мы озаботимся, – с ударением на слове «мы» закончил он. Не столько от слов Старца, сколько от тона, которым они были сказаны, меня пробил холодный озноб. Еле справившись с собой, я стал рассказывать о том кто я и откуда. Я понимал, что моя старая версия, изложенная Архипу, уже известна старику, да и требует он большего. Не то, как я оказался на болотах, а то, кто я вообще есть такой. Стараясь, что бы голос не выдал моего волнения, принялся рассказывать.

Первая часть моей повести не слишком сложна, ибо я решил рассказать свою действительную историю: кто я, где появился на свет, где жил, кем работал. Про жену, про дочь. Изменил лишь некоторые несущественные детали, да свое имя и фамилию. Благо, что не забыл тех, какими назвался при первом вынужденном знакомстве.

Вторую же часть пришлось излагать более осторожно, что б она не расходилась с тем, что я говорил раньше. Впрочем, предвидя такое развитие событий, я про себя уже дня два как отшлифовывал свою полувыдуманную историю. Ни фигура, ни руки старика во время моего рассказа ни разу не изменили своего положения и лишь взгляд выдавал глубокое внимание к каждому моему слову.

После того, как я замолчал, Старец долго еще сидел, прикрыв веки и погрузившись в свои думы. Минут через десять я стал поглядывать на соседей – не заснул ли старик? Но мои стражи совершенно спокойны и никаких признаков нетерпения не выказывают. Скорее они хранили благоговейное молчание в предвкушении мудрости, которую изрекёт этот седой оракул.

– Так, значит… Архипушка, – раздался наконец голос старика. При этом ни один мускул на его лице не шевельнулся, – Отведёшь сего человече к Матвею. Он теперь один в избе бедует. Сказывай ему, пока с ним жить станет. Да и в хозяйстве подмога какая. А ты, завтра в вечеру, сбери-ка стариков. Думать будем. Посмотрим – можно ли в общество ввести.

Архип почтительно выслушал сказанное, после чего кивнул мне в сторону двери. Я уже понял, что моим мнением тут никто интересоваться не собирается и воздержался от каких либо споров, решив, что прежде чем пытаться бороться за свои права, следует немного освоиться и понять господствующие здесь нравы. Решить, насколько авторитет Старца бесспорен. Есть ли у него какая никакая оппозиция. Да и положение самого Архипа мне не вполне ясно, как не ясно, насколько я могу довериться ему. Из всех, с кем я до сих пор был знаком, пожалуй, только Дмитрий выказывал мне искреннюю симпатию.

Когда я уже выходил в дверь, краем глаза заметил, как откуда-то из-за печи, из закутка, отгороженного занавесочкой, вышла старушка, укутанная с ног до пят во все темное и с почтением поставила перед стариком небольшую миску с варевом, деревянную ложку да глиняную крынку, до краев полную молоком.

153

Те же двое охранников вывели меня из избы. Глаза вновь на мгновенье ослепли, но на этот раз от яркого предвечернего солнца, бившего прямо в лицо. Меня повели вглубь скита. Миновав по натоптанной извилистой тропке три избушки, подошли к четвертой, росшей из земли почти у самой околицы. Изба, не то чтоб маленькая, но и не так, чтоб большая, сложенная из крепких толстых лиственничных стволов, уже хорошо потемневших от времени. Как и все прочие строения в поселке она крыта тесом из нешироких досок. Из крыши торчит круглая труба. Мы обошли сруб кругом, так как дверь избушки выходила в сторону леса. У самого входа, на обрубке бревна сидит дед. Он, пожалуй, того же возраста, что и Старец. Но вид его выдавал совершенно иную личность. Первым обращал на себя добрый, с некоторым налетом грустного лукавства взгляд выцветших от времени голубоватых глаз. Разрез глаз его, так же как и у Старца, не имел того небольшого прищура, что характерен для большинства местных жителей. Фигурка хозяина суха и, как то по-старчески, костиста. Впрочем, когда он встал, сразу стало заметно, что в молодые свои годы человек этот был весьма высок и крепок. Увы, сейчас от былой крепости осталось немного. Одет хозяин в домотканые штаны и рубаху, ничем, по-домашнему, не подпоясанную. На ногах короткие кожаные, протертые по внутренним сторонам голенищ почти до дыр сапоги. Борода и волосы деда такие же седые как и у Старца, но довольно коротко и аккуратно стрижены, отчего лицо его приобретало несколько интеллигентный вид. Пожалуй не хватало лишь очков – половинок.